Гном Ляксашка бежал по узкому и извилистому коридору. За ним с тяжелым топотом неслись соплеменники.
– Стой, ма-а-асон! Стой, эку-у-уменист! – кричали они.
Коридор вел от шахт к потайному выходу из катакомбного монастыря. Ляксашка не добежал до выхода совсем немного. Он как раз пробегал под электрической лампочкой (еще два дня назад ее здесь не было, горел обычный факел). Яркий свет ослепил его и отнял последнюю надежду юркнуть незамеченным в тайный лаз, Ляксашка сбавил ход и тут же почувствовал сильный удар в спину, потом еще удар. Ляксашка задохнулся, кто-то ударил его по ногам. Ляксашка упал. На него тут же навалились.
– Прости, бра-ате, наш грех несмирения, – шипел ему прямо в ухо Филька, заламывая руку.
– Иначе ты не поймешь, – шипел во второе ухо Васька, заламывая вторую руку.
– Та-а-щите его к человеческой машине, – скомандовал старший гном Гришка.
– Не-е-ет!!! – завопил Ляксашка.
– Глупе-е-ц, – возразил ему Гришка, – мы заботимся о спасении твоей ве-е-чной души.
– Глупцы вы! – орал Ляксашка и даже перешел на «тарабарский язык» – совсем с ума посходили, где вы видели, чтобы народ гор ползал как червь перед человеками. И никогда наш народ не воевал с народом лесным. Народ лесов нам ничего плохого не сделал. И вы будете вдвойне глупцами, если…
– За-а-ткните ему поганую бесовскую пасть, – скомандовал Гришка.
Ляксашка замолчал. Топоча, гномы свернули в боковой коридор...
В тот самый момент, когда соплеменники схватили и поволокли бедного Ляксашку к человеческой машине, от толпы гномов незаметно отделился гном Прошка. Он подождал, пока гномы свернули в боковой коридор, и быстро нырнул в тот самый тайный ход, до которого чуть-чуть не добежал Ляксашка.
Минут через пять Прошка выбрался наружу. Он знал, что должен встретиться с лесным народом и все им объяснить. Но было уже темно, и Прошка не решился идти через враждебный лес. К тому же он еще не совсем понимал, куда идти. Он решил пока переночевать в знакомой ему пещерке и завтра пораньше с утра двинуться в лес по Брошенной дороге.
Ляксашку тем временем дотащили до небольшого прохода в стене. Через проход змеился толстый, черный и жирный человеческий провод, от одного взгляда на который начинала болеть голова. По ту сторону проема была небольшая ярко освещенная комната, в ней-то и располагалась страшная человеческая машина – воняющий соляркой генератор.
Отец Василий стоял прямо посреди комнаты, в полном облачении. Рядом с отцом Василием, ближе к генератору стояли еще два человека бомжеватого вида. Это были Анатолий и Сергей, бывшие рабочие Виктора-корейца. Но самого Виктора не было. Еще утром, под надуманным предлогом – мол, надо бы поточнее договорится о закупке солярки и прикинуть, как лучше ее транспортировать через Заячью Нору, он ушел в Алексеевку. Виктор догадывался о предстоящей экзекуции и, будучи неисправимо добрым от природы, решил избавить себя от ее лицезрения.
Не было и Пастуха. Пастух должен был появиться у отца Василия в келье сразу после заката, но так и не появился. Это было странно. Пастух вел почти непрерывное и очень осторожное наблюдение за перемещением краснокутовского попа с сотоварищами и лесными демонами по землям «за Брамой». Этим вечером, после захода солнца он должен был обязательно явиться к отцу Василию, прямо в келью. И вот не явился. Это был тревожный знак.
Неужели они и Могильники перешли, и даже Пастуха обезвредили, – тревожно размышлял отец Василий, – очень плохо, они у меня под боком, а я о них ничего не знаю.
В коридоре раздался тяжелый топот гномьих сапог.
Ведут этого, как его, Ляксашку. Краснокутовский поп возможно уже почти на пороге, пора срочно поднимать боевой дух. Так что Ляксашка умом повредился весьма вовремя.
– Вот он, негодный раб! – закричал отец Василий, перекрикивая работающий генератор.
Гномы втащили Ляксашку в комнату, через проем, и поставили под самую лампочку. А сами быстро отступили в тень.
Бывший обладатель священной «рыбки» Ляксашка стоял под невыносимым человеческим изобретением – электрической лампочкой. Страшный желтый свет слепил, давил на мозги, запрещал думать. Ляксашка не слышал ничего, кроме голоса авве Василия, и голос этот звучал подобно громовым раскатам в его голове.
Неужели и вправду через авве Василия вещает грозный человеческий бог, – смутно размышлял Ляксашка. – Или грозный царь, которого он страшно прогневал своей кражей монастырского металла, или своими сомнениями по поводу войны с лесными демонами. Вот только откуда взялись эти самые сомнения? Кажется, он что-то нашел?
Нет, ничего он не находил – все бесовский обман. И теперь его ждут вечные муки, если, конечно, авва Василий и ангел, а может быть и сам грозный царь не отмолят его у бога. Но для этого он примет мучения здесь, примет смерть…
Ляксашка задрожал. Он не боялся смерти и страшной человеческой машины, он боялся посмертной неопределенности. Он боялся грозного судию, страшного и неумолимого к еретикам и экуменистам.
Отец Василий поинтересовался: забрали ли у отступника-гнома священную рыбу? На это старший гном Гришка доложил, что рыбку забрали сразу, как обнаружили в сумке у Ляксашки ворованный ценный металл и камень-самородок. Да, – вспомнил иеромонах, – утром как раз проводили ревизию всего собранного земляным народом. Завтра все ценное потащат через Заячью Нору на сдачу Анатолий и Сергей. Пора готовиться к затвору.
Гришка продолжал рассказывать о том, как, обнаружив ворованное, устроили Ляксашке допрос, ну тут и вскрылась крамола. Крамола выражалась в том, что Ляксашка стал проповедовать зловредные масонские идеи непротивления. Мол, идти войной на лесных демонов не надо и не надо слушать авву Василия, а следует вернуться в прежний бесовский облик. И жить как прежде, точилки-молотилки. Посему, услышав такое, было решено заключить отступника Ляксашку под стражу. Ляксашка был под стражей, а когда его уже повели на игуменский суд, пытался бежать:
– … Но от нас, конечно же, по вашим молитвам, дорогой наш авве Василие, не сбежать, – торжественно закончил Гришка.
– Зачем же ты, брат, впал в прежние бесовские сети? – вопросил гнома-отступника отец Василий.
Ляксашка молчал, ослепленный и оглушенный безжалостным светом электрической лампы.
– Молчишь, но так я скажу; так говорит ангел Господень: брат, тяжек иудин грех, в который ты впал. И тяжка не кража, сама по себе, а то, что ты плюнул прямо в душу своему духовному отцу. Так говорит ангел – тебе, несчастный раб, мы даровали бессмертную душу не для того, чтобы ты обрек ее на ад. Да еще и своих братьев обрек. Вы слышите, братья! – обратился отец Василий к гномам, – он хочет, чтобы вы все мучились вечно! Он хочет вас всех предать в руки лесных демонов! Он ненавидит вас! Как вы думаете, чего он заслуживает?
– Смерти! – завопили гномы.
– Правильно, смерти, – сказал удовлетворенный отец Василий. – И мы даруем ему смерть. Даруем ее потому, что любим его. Мы даруем ему возможность смертью искупить предательство. Мы умолим грозного царя, а царь попросит Господа простить этого безумца. И пусть эта смерть послужит ему надеждой на спасение души. Мы будем молить о нем царя. И мы отомстим проклятым лесным демонам!
– Отомстим! – завопили гномы, – смерть!
Отец Василий был доволен правильной реакцией гномов, и в тоже время ему было очень неспокойно – не явился ангел! В прежние две казни ангел присутствовал неизменно (ангел последних времен любил созерцать муки врагов Божьих).
Ни ангела, ни Пастуха, что же случилось? Но больше медлить нельзя.
Отец Василий зябко поежился и дал тайный знак Анатолию и Сергею. И те, крепко взяв гнома Ляксашку за плечи, медленно, даже торжественно повели его к генератору. С каждой секундой страшная человеческая машина становилась все ближе. Ляксашка уже ощущал ее смертоносную силу. Тысячи невидимых иголочек потихоньку впивались в тело: сперва в руки, потом выше, в легкие, в голову. Вот его подвели к самой машине. Он обреченно смотрел на нее и ничего не понимал. Лишь тело хотело жить дальше.
Анатолий с Сергеем с трудом оторвали от груди правую руку гнома и стали медленно опускать на ребристый корпус генератора. Иголки все глубже и глубже впивались в тело, становилось невыносимо больно.
Рука гнома коснулась вибрирующего, наэлектризованного металла. И тут же все тело полыхнуло огнем. Боль была запредельной, но мучился он совсем недолго. Ляксашка дико закричал и тут же обвис в руках Анатолия и Сергея.
В отдалении раздалась первая дробь барабана.