Рейтинг@Mail.ru

Роза Мира и новое религиозное сознание

Воздушный Замок

Культурный поиск



Поиск по всем сайтам портала

Библиотека и фонотека

Воздушного Замка

Навигация по подшивке

Категории

Поиск в Замке

Глава 1. Логичность и логос. Феномен философской логики

Логика всеединства. Поперечная стереографическая проекция

  • § 1.  Чувство логоса

 

Наша работа во многом посвящена проблематике логико-философской реконструкции идей определенной философской школы. В связи с этим возникает некоторая первоначальная необходимость поговорить как о феномене логики вообще, так и о философской логике в особенности. Что такое логика и логическое? Что есть философская логика? Что такое метод логико-философской реконструкции? Есть ли отличия логоса от логики и каковы они? Что представляет из себя логика всеединства, каково ее соотношение с философской логикой? Вот, по крайней мере, ряд тех вопросов, которых мы хотели бы коснуться в этой вводной первой части книги, предваряя их рассмотрением последующее исследование русской философии всеединства.

Сегодня в некоторой мере необходимо «оправдание логоса». Логика и логическая деятельность приобрели сейчас образ настолько мертвой и заформализованной деятельности, что во многом стало уже общепризнанным «народным мифом» отождествление логического и механического. Не то что в такого рода тенденции нет оснований. Несомненно, есть. Речь о другом. Несмотря на вечные «холодные» струи кристаллизации и формы, в стихии логического есть своя неуничтожимая жизнь, свои душа, интуиция и вдохновение. За внешне скупыми и жесткими логическими символами мерцает огонь разума, выступают из бездны очертания растущей и живой мысли. Логос – это жизнь в формах логического бытия. Это нечто чрезвычайно родное и существенное для разума, здесь его суть, его ойкумена.

Пытаясь хотя бы приблизиться к некоторому варианту возможного ответа на такой неисчерпаемый вопрос, как вопрос о природе логики и логического, можно в любом случае отметить, как нам кажется, по крайней мере следующее обстоятельство. Как бы кто ни понимал логику, но идеей «логического» всегда предполагается  по крайней мере следующее:

1. Два уровня бытия. Жизнь человека регулярно подводит его к открытиям за первоначально случайным и беспорядочным хаосом многообразия начал некоторого более глубокого уровня, позволяющего более-менее упорядочить это многообразие, провести своего рода унификацию разнородного и многого. Такого рода дву-плановость бытия издавна выражалась в философии понятиями «феномена-ноумена», «акциденции-субстанции», «экзистенции-трансценденции», и т. д. Подобная унификация обнаруживает себя в самой сути познающего разума, Ratio. Это и попытка свести качественное многообразие мира к системам атомов, множество точек в пространстве – к системе координат, множество звуков и цветов – к семи базовым нотам и цветам, многобразие перестроек в эмбриональном развитии живого организма – к семи «катастрофам», множество самих живых организмов – к системе основных таксонов, множество личностных проявлений – к системе «черт», «типов», «архетипов», «гештальтов», многообразие истин научной теории – к небольшому числу аксиом, множество понятий – к некоторой системе грамматических или логических категорий, и так далее, примерам несть числа… Разум не мирится с первоначальным многообразием мира, он стремится тем или иным образом уни-фицировать его, свести к разного рода «элементам», «качествам», «базисам», «аксиомам», «сущностям», «структурам», «архетипам», «феноменам», – «основаниям». Уже достаточно почтенная история рационального познания говорит о непрекращающейся успешности этой унифицирующей способности разума.

2. Поток обоснования. Пытаясь проявить некоторые «основания», разум постоянно проверяет их на успешность унификации первоначального многообразия. В этой унификации должна быть определенная глубина синтеза, т.е. некоторая достаточная несуммативность, целостность и отличная от элементов многообразия самость «оснований», и эта глубина призвана ощущаться как в достаточной мере «имманентная», вырастающая изнутри самого многообразия и вскрывающая его душу, принцип, суть. Вскрыть именно такие органические основания многообразия – это всегда удача и это всегда непросто, нечто, требующее искусной организации никогда до конца непостижимого духовного организма познающего разума. От «оснований» изливает себя энергия обоснования многообразия. Разноплановость «оснований» порождает и множественность процедур обоснования – это и доказательство теорем, и обоснование аксиом соответствием их этому статусу, среди обоснований мы встретим индукцию и определение, системное и генетическое обоснования, объяснение и понимание, интуицию (самообоснование) и дискурсию, «деконструкцию» и «феноменологическую редукцию», суперпозицию и разложение в ряд, «метод последовательных приближений» и «сетевую модель рациональности», выведение из целого и сведение к частям, и так далее, и вновь примерам несть числа… Представления, проходящие горнила обоснований, допускаются в разряд знаний. Это не каста брахманов, скорее – класс «выходцев из народа».

Такого рода образ реальности выступает, как нам кажется, своего рода минимальной «логической онтологией». Предположение двууровневости бытия, выделение «феноменов» и «ноуменов», наличие потока обоснования от «ноуменов» к «феноменам» – вот некоторый минимум логического в самом широком смысле этого слова, способный облекаться в дальнейшем в разного рода «логики». Сегодня, как нам представляется, происходящее обогащение образа «логического» имеет своим центральным основанием открытие того факта, что общей во всех возможных мирах может быть не только классическая логика, опирающаяся на закон тождества и представляющая из себя своего рода минимум «логического», но и более богатые логические структуры, прирост содержательности которых еще не влечет за собой потерю всеобщности. Возможно «неформально всеобщее» – вот главная идея, и в этом просвете между формально и неформально всеобщим идет сегодня активный рост более содержательного образа логики. Очень часто идея логического как «неформально всеобщего» облекается сегодня в терминологию разного рода «онтологий» – онтологий текста, искусства, «феноменологических» и «мереологических» онтологий, «формальных онтологий», и т.д.

Далее, пытаясь двигаться от минимума к некоторой более полной системе логического, возможно, к некоторому образу «логоса», выражаемого той разновидностью логики, которую следовало бы обозначить как «логику философскую», можно было бы указать на следующие моменты, существенно обогащающие образ «логического»:

3. Круговорот обоснований. Тесно сопрягаясь с первичным многообразием, «основания» сразу же и обосновываются этим многообразием, передавая и ему роль «оснований». Абсолютность «оснований» исчезает – каждая составляющая время от времени берет на себя то роль «оснований», то роль «обосновываемого», поток обоснования вращается по кругу, однако, никогда окончательно не возвращаясь и всегда находя себя новым. Система взаимно-обосновывающих начал начинает держать или разрушать сама себя, либо все более отсылая к себе и «умащиваясь» в некотором предельном цикле отсылок-отражений (подобно тому, как два противоположных друг другу зеркала отсылают отражения точно в себя через иное), либо все более удаляя себя друг через друга, вплоть до несоизмеримости (подобно взаимно рождающей вражде между людьми, которая наконец кончается разрывом отношений). В такой циклической детерминации система элементов начинает – в случае удачи – держать сама себя, более не нуждаясь в некоторых внешних «основаниях». Знание не опирается на основания и фундамент, оно держит само себя в невесомости а-знания. То, что ранее казалось «основанием» и «обосновываемым», предстает как полюса «единого» и «многого», взаимно держащие себя «унификацией» (здесь «единое» переносит на себе «многое») и «дифференциацией» (когда «многое» взваливает на себя «единое»).

4. Плероны знания. Плерон – единица полноты (от греческого «плерома» – полнота), нечто относительно замкнутое и законченное в себе, при определенном допуске погрешности вполне воспринимаемое как цикл, замыкание конца на начало. Это плерон звуковой и цветовой гаммы, плерон замкнутых на структуре операций, особенно групповых операций, наконец, – плерон самодержащей себя системы знания, в которой «сетевые» потоки обоснования, текущие навстречу друг другу, приходят, многократно отражаясь, сами к себе. Плерональность знания – это основание остановки процедур обоснования, совпадения их с собой и возвещение финала – обоснование достигнуто! Удовлетворение от достижения плерона знания – это удовлетворение от законченного гештальта, разрядившего порцию своего обосновательного напряжения и силы.

5. Рост знания. Но плероны относительны, их законченность предполагает некоторую разновидность ментальной близорукости, только благодаря которой возможен «пуантилистский» финал обоснования. Надев очки, мы обнаружим различие там, где ранее обитало ментально-рецептивное тождество. Плероны знания начнут пере-составлять себя, впуская в себя контрпримеры и расширяя свои составляющие. Каждое шевеление элемента плерона будет пробегать ментальной дрожью по всему его самодержащему телу, пере-настраивая к новому состоянию элемента или новому элементу всю сферическую систему. Каждый фрагмент знания может с этой точки зрения быть уподоблен системе многогранников (с бесконечным числом граней и лишь конечным числом проявленных из этих граней в каждом многограннике). Каждая такая проявленная грань – это одновременно проявленная грань приклеенного по ней дополнительного многогранника, и пара этих многогранников, во многом утопающих в ментальном тумане «очевидного», будет образовывать расширение-рост для каждого из них. Ментальная близорукость в этом случае обнаружит себя как неспособность различения бесконечного множества граней в каждом многогранном фрагменте знания, погружении их в небытие само собой разумеющегося – настолько разумеющегося само собой, насколько таково само небытие. Именно эта замечательная способность будет приводить к обрезанию каждого бесконечного многогранника знания только конечным числом его проявленных граней, позволяя таким же процедурам обоснования достигать ментальной иллюзии законченной полноты конечносторонних систем многогранников-знаний. Рост знания в этом случае выразит себя в выпрастывании из тумана новых граней и пере-притирке новой системы элементов. Наличие плеронов выразится в этом случае в феномене хорошей согласованности не всех проявленных фрагментов знания, подобно тому как не любое множество многоугольников можно плотно подогнать друг к другу. В этом случае появление новой фигуры, нарушающей старую систему плотного покрытия, может привести к необходимости в той или иной мере накапливать множество дополнительных новых фигур, только вместе с которыми сможет быть достигнута новая согласованная система. При этом осмысленность каждого фрагмента знания вырастает из его бесконечногранности. Точность – из проявленности граней. Но так как проявлено всегда только конечное число граней, то и точность в этом случае может быть лишь обусловленной конечной системой всех проявленных граней. Попытки достичь абсолютной точности в этом случае равносильны попыткам оконечить, т.е. обессмыслить, знание (пониманием этой структуры автор обязан замечательной книге И.Лакатоса (42), в которой, не знаю, понимал это сам автор или нет, предметная область его исследования оказывается во многом переносимой и на топологию мышления).

5. Живое знание. Знание не только растет, подобно например кристаллу-многограннику, но оно еще и живо в каждом своем фрагменте. Живо в том смысле, что когда-то оно возникло в нашем мире как состояние сознания некоторой творческой личности; и в последующем, каждый раз начиная функционировать как знание, оно вновь предполагает свою ментально-личностную реанимацию в качестве состояния сознания-жизни той или иной понимающей и применяющей или развивающей это знание личности. В промежутках между созданием и пониманием-применением-развитием знание находится в некотором эмбрионально-живом состоянии, в своего рода ментальном анабиозе, предполагая свою более сильную витализацию в любой момент, пока существует ее знаковая форма. В частности, живость живого знания проявляется в том, чтобы наполнить бытием не только конечное число границ-граней каждого его фрагмента и его в целом, но и дать бытие, хотя и непроявленное, бесконечному числу еще непроявленных граней, т.е. о-смыслить – все-равно что о-бесконечить – знание. Еще одно проявление витализации знания – превращение его в «психологическое поле жизненного пространства», если выражаться терминами замечательного персонолога Курта Левина, создателя теории «психологического поля». Пропитывание его «напряжениями», «валентностями» и «психологическими силами», позволяющими породить ментальную энтелехию познающего субъекта и отождествить себя и знание, превращая свою энергию жизни в энергию бытия и развития-расширения живого знания.

6. Этика знания. Описанные выше моменты живого процесса познания выражают лишь в сфере мысли нечто универсальное, присущее вообще человеческому способу бытия в мире – «жизни», если использовать терминологию В.Дильтея и «философии жизни». Познание оказывается в этом случае ментальной формой «жизни», более информационным способом роста человеческого в мире. С этой точки зрения, выступая частью «жизни», подобной в своей сфере «жизни» в целом, «жизне-подобной», живое знание изначально содержит в себе в качестве своего условия полноты зависимость от усовершения целостной системы «жизни», имея способность, и утверждая это как свою силу и свое преимущество, включить в состав своих методологических регулятивов требования адекватной себе системы целого и адекватного ему своего соответствия. Такого рода открытость живого знания на целостность человекоразмерного бытия вообще предполагает свою трактовку как условной формы бытия чего-то высшего, проникающего собой все возможные формы бытия. Знание – это «жизнь» на почве представлений, это нечто единое всему в своей частной оболочке. При такого рода установке невозможно чисто цеховое отношение к знанию, замыкающее его ценности только рамками познания ради познания. Одновременно, «жизнеподобие» знания поднимает его смысл и над чисто утилитарными трактовками задач и целей познания. Знание начинает нести в себе этическую составляющую, одновременно поднимая и этику до уровня все той же «жизни» в практической сфере бытия. Такого рода состояние оказывается однако тесно зависящим от образа себя, имеющегося у самого живого знания. Мало провозгласить этичность знания, она должна быть достигнута как определенный этап развития образа себя у самого живого знания. Для этого познание должно существенным образом включить в свой предмет самое себя, сделаться достаточно прозрачной для себя как деятельности существенно «жизнеподобной» и личностной. Предметно такое самореферентное знание выразится, например: 1)в синтезе естественного и гуманитарного образов знания, 2)рассмотрении в качестве основного предмета познания разного рода субъектных активностей, лишь умаляющих себя в форме разного рода неживых объектов, 3)включении методологии в состав научного знания, методологизации науки и создании методологии как научной дисциплины (то же, по-видимому, можно сказать и об аксиологии).

7. Эмпирическая самореферентность. Наконец, одним из важнейших проявлений более сложной теории знания, способной к самореферентности, обращенности на себя с существенным сохранением научного аппарата, является также более высокая прозрачность условий своей собственной приложимости и реализации теоретического знания в эмпирической реальности. В этом случае более сложный тип знания должен будет включать в себя нечто вроде «теории теофании» – теории воплощения «единого» в «многом», содержащей в себе систему разного рода «факторов теофании», от лишь в слабой степени умаляющих до существенно искажающих ноуменальные структуры.

Образ такого растущего и живого знания, всегда способного к восполнению и всегда в некоторой мере законченного, органично унифицирующего в разного рода единствах многообразие своей чувственной данности, и составляет для нас образ «логического» и «логоса».

 

 

  • § 2. Между логосом и логикой

 

Попытка выразить структуру логоса как живого и цельного знания приводит к появлению логики. Логика – это выраженный логос, в какой-то мере умаленный и ограниченный. Логос с этой точки зрения можно было бы назвать еще «металогикой», понимая последнюю как некоторый бесконечный источник своих сторон-логик. Металогика сосчитывает себя в истории мировой философской мысли разного рода своими логиками-проекциями, ни одна из которых не может вполне выразить природу своего источника. История Логики – это история протискивания металогического, как своего рода метаобъекта, сквозь тесные ментальные пространства, нарезающие логос логиками. Среди таких срезов мы находим логику Платона и Аристотеля, логику стоиков, неоплатоников, схоластиков, логику индуктивную и дедуктивную, логику формальную и диалектическую, наконец, современную высокосимволизированную и математизированную логику. Настоящее логическое Возрождение происходит в 20-м столетии – от первоначальной логики предикатов первого порядка возникают целое созвездие логических систем: многозначные логики, теория типов, категориальные грамматики, модальные и интенсиональные, релевантные и временные логики, семантики возможных миров… За этим многообразием, тем не менее, нарастает звучание нового логического синтеза. Все более мощные логические системы позволяют все более адекватно и полно выражать структуру естественного языка, конструкции различных философских онтологий. По мере нарастания этого логического синтеза, стремящегося наиболее адекватно выразить металогику в сфере логического, все более актуальными, как нам кажется, становятся две центральные металогические темы – тема синтеза и тема субъекта.

Проекции, выражающие во времени такой метаобъект, как, например, металогика, в свою очередь могут содержать в себе большую или меньшую меру синтеза. Одни – более синтетические – выражения могут относиться к другим – менее синтетическим, так же, как метаобъект к своим проекциям вообще. Такого рода воспроизведение отношения металогического к логическому внутри самих логических систем оказывается все более актуальным и важным по мере приближения конца очередного цикла развития. Развитие всякого сверхпространственного метаобъекта происходит плеронами, в рамках каждого из которых вначале преобладает экстенсивное проявление плерона, как бы выявление основных его элементов, затем сменяющееся периодом интенсивного развития, устанавливающего связи и отношения между выявленными элементами, разного рода синтезы элементов. Так, например, в истории античной философии, сосчитывающей античную метафилософию, экстенсивный этап представлен преимущественно досократиками, в то время как, начиная с Сократа, в античности уже неизменно звучит тема синтеза предшествующих систем. Синтез Платона сменяет себя синтезом Аристотеля, стоиков, эпикурейцев, эклектиков, неоплатоников. Однако, ни одной из этих синтетических систем не удается достичь включения в себя всех предыдущих философских систем, и, например, платонизм и атомизм так и остаются непримиримыми врагами на протяжении всей античности. Нечто подобное происходит сегодня с развитием логики: период экстенсивного роста разных образов логоса постепенно сменяется все более крепнущим синтетическим движением. Все чаще перед современной логикой встает задача синтеза, все актуальнее звучит эта тема и как собственно логическая проблематика.

Параллельно теме синтеза в современной логике и вообще рациональной культуре развивается и тема субъектной объективности. Последнее – это понимание возможности совместить феномен субъекта-существа и принцип объективности. Классический образ объективного как обязательно элиминирующего все относящееся к субъектной жизнедеятельности постепенно погружается в более общий и новый тип объективно-субъектного. Феномен субъекта может быть совмещен с принципом объективности, возможна наука о существе, возможен субъектный логос – вот выводы феноменологии, экзистенциализма, структурализма, философии жизни и других течений современной философии. Возможен новый тип универсалий – феномены, экзистенциалы, структуры, архетипы, и т.д., вмещающие в себе неразрушающую для ктойного бытия новую объективность. Современная логика не преминула вскоре откликнуться на эту тему, и делает это пока в гораздо большей мере, чем в случае с логическим выражением темы синтеза. Логика действия, эпистемические логики, семантики возможных миров, прагматика Р.Монтегю, модальные логики – вот хотя бы некоторые примеры прорыва логического в сферу субъектности в последнее время.

Наконец, две указанные темы – синтеза и субъекта – взаимно проникают друг в друга, во многом порождая образ живого и растущего знания, описанного нами выше. Доведенный до конца синтез всегда субъектен, открывая феномен существа как выражение высокой меры полноты включения в себя разнородных начал. Феномен субъекта, в свою очередь, всегда синтетичен, вмещая в себе иерархию своих активностей и подсубъектов. Живой синтез и синтетическая жизненность – вот, по-видимому, две стороны высокоподнятой мысли, дорастающей в логике до максимального выражения логоса.

 

 

  • § 3.  Феномен философской логики

 

Проблема философской логики – это проблема логического синтеза и реконструкции, проблема восхождения от проекций-логик к металогическому. И хотя любое такое восхождение все-равно окажется одной – пускай и высокосинтетичной – проекцией до конца неуловимого живого логоса, но это все же должна быть проекция некоего нового порядка, существенно облекающая формы логического в образы субъектной жизнедеятельности, «жизни». Движение логической мысли, ее рост и развитие, ее ценностная оснастка и мыслительная энтелехия, ее воплощения и рефлексия над собой, ее выраженность как активности некоторого существа – все это должно стать самим предметом логического, войти в самый состав логики. Философская логика, можно сказать, – это логика как субъект-существо, как образование ктойное, а не чтойное. А там, где существо, там и высокие меры синтеза. Существо (субъект) – это достаточно сильное сущее, т.е. достаточно богатый источник и генератор свойств, богатый источник синтеза. Его глубина уже так велика, что ее не могут исчерпать многообразие пространства – и генерация свойств длит себя во времени, материи – и порождаются душевные выражения существа. Усиливаясь, бытие обнаруживает себя как житие, живое бытие. Бытие имеет степени, меру, и жизнь – это уже достаточно сильное бытие, вошедшее в полноту и силу бытие. Но так же как жизнь – это сильное бытие, так и бытие – это всегда та или иная мера жизни, жития. Точкой отсчета с обретением более сильного бытия становится субъект-бытие, предельными формами которого оказываются бытие объекта и бытие наивысшей степени силы.

Такое усиление бытия до жизни может осуществлять себя и на почве логического. Тогда феномен философской логики – это и есть, по-видимому, такая проекция логоса, в которой впервые логика обретает себя как субъект-бытие, своего рода logica viva. Состояние логики все же по-прежнему принадлежит некоторой минеральной форме ментального существования. Формальные логические системы, как они представляются сегодня, подобны мертвым минеральным формам, не способным к росту, развитию и жизни. И тем не менее, объектом современной логики все более становится живое мышление, «самовозрастающий логос», логика как своего рода логическое существо. Образ мертвой логики – это нечто из эпохи до «возникновения жизни» в сфере логического. Сегодня, как кажется, мы стоим на пороге некоторого логического «витогенеза», и образ логики все более приобретает жизненности и органичности. Рождение «логической жизни» – это одновременно и возрождение проблематики философской логики, но теперь уже в более строгих формах современной науки.

Развитие современной математической логики, например, привело к следующему удивительному результату: для достаточно “крупных” логосов возникает феномен дополнительности полноты и непротиворечивости. Если такой логос полон, т.е. включает в себя свои границы, то он противоречив, и, наоборот, попытка представить его непротиворечиво приводит к его неполноте. Самые известные и яркие примеры подобного рода – теорема Гёделя о неполноте формальной арифметики и парадоксы наивной теории множеств. Получается, как будто, что крупные логосы нельзя полностью охватить одним непротиворечивым представлением, таких представлений по необходимости возникает множество. Проецируя в эти представления логос, мы можем получить множество его образов, моделей. Сам логос, тем не менее, не будет полностью умещаться ни в одну из них. Принцип определенности (непротиворечивости) оказывается существенной характеристикой моделируемости “крупного” логоса, редукции его в некотором отношении. “Крупные” логосы начинают играть роль своего рода ментальных квантовых сущностей, непротиворечивое представление которых можно получить только за счет их редукции. Полнота выражения таких логосов должна предполагать дополнительность их редуктивных (модельных) представлений, т.е. совмещение по-видимости противоречивых определений.

“Крупные” логосы потому и крупны, что они содержат в себе бесконечность и в той или иной мере способны замещать собою Логос. Таков бесконечный ряд натуральных чисел, множество всех множеств в математике. Построение бесконечных объектов предполагает уподобление их логоса Логосу, – быть может, в этом и состоит смысл бесконечности как предельной логической конструкции. Но такими же “крупными” логосами, стоит заметить, являются логос сознания, логос существа, логос физической вселенной, логос языка, исторических и социальных индивидуальностей. Дополнительность противоречивых определений (антиномичность) этих объектов в их логосах давно обсуждалась и стала классической в истории философии (достаточно вспомнить антиномии Канта). Более того, это и есть основные объекты (хотя скорее, «квазиобъекты», никогда не способные исчерпаться только своей объектной составляющей), на которые устойчиво направлен интерес философии. По-видимому, в значительной мере философия – логика таких «квазиобъектов», т.е. разворачивание и выражение их логосов. В таком виде философия предстает как логика подобных “крупных” логосов – философская логика. С этой точки зрения основная задача данного исследования может быть представлена как своего рода погружение в структуру «крупного» логоса определенной философской школы, его реконструкция и экспликация как, по крайней мере, одного из центральных направлений философской логики.

 

 

Подпишитесь

на рассылку «Перекличка вестников» и Новости портала Перекличка вестников
(в каталоге subscribe.ru)




Подписаться письмом