Рейтинг@Mail.ru

Роза Мира и новое религиозное сознание

Воздушный Замок

Культурный поиск



Поиск по всем сайтам портала

Библиотека и фонотека

Воздушного Замка

Категории

Поиск в Замке

Православие и Коммунизм: новое пространство истории

Автор: Категория: Российская метакультура Эссеистика История Рекомендуем к ознакомлению: Концепция христианского социализма как идеологическое ядро Нового социализма XXI века Коммунизм и Реформация Файлы: Скачать статью в формате doc


Александр Молотков в Сборной Воздушного Замка
Обсудить с автором в разделе «Богочеловеческий социализм»


Текст статьи передан автором лично редакции портала «Воздушный Замок» для публикации в его Библиотеке.


Александр Молотков

Православие и Коммунизм:
новое пространство истории

 

1.

Вопрос о соотношении Православия и Коммунизма не лежит на поверхности. Он не присутствует в общественном сознании как жгучая политическая проблема, не интересует церковь как важная богословская задача, не волнует коммунистов, как проблема научной теории. И по мере отдаления от Советской эпохи, по мере погружения России в иные исторические реалии этот вопрос кажется все менее актуальным. Коммунизм в прошлом, Православие, наоборот, возрождается – зачем сопоставлять расходящиеся идеологии, которые и в период «мирного» сосуществования не могли найти общего языка. Не лучше ли искать опору в настоящем, поддерживать патриотические начинания власти и укреплять общественную жизнь на ниве прагматических, а не идеологических подходов. Так думает нормальное обыденное сознание, всецело вписанное в эмпирическую реальность, и не страдающее излишней философской рефлексией. Что само по себе понятно: уровень реальной жизни определяет конкретика повседневных действий, а не отвлеченные идеологические изыскания. Поэтому вопрос о соотношении Православия и Коммунизма сегодня мало кого интересует, как не имеющий прямого отношения к реальности.

Однако помимо эмпирической реальности существуют и иные измерения социального бытия – метафизическая реальность национального духа, область национального самосознания, историческое пространство будущего. И в этих измерениях вопрос о соотношении Православия и Коммунизма приобретает значительно более существенное значение. Православие и Коммунизм фигурируют здесь как два мощнейших идеологических полюса, которые до недавнего времени задавали направленность русской истории, причем направленность на первый взгляд противоположную. Так по крайне мере считает традиционное церковное сознание, когда говорит, что коммунисты хотели построить «рай на земле», в то время как православие стремится к «раю небесному». Это противоречие остается серьезнейшей загадкой русской истории, до сих пор внятно не осмысленной, ибо простой сброс коммунизма «на свалку истории», по умолчанию осуществляемый сегодня в общественном сознании, ничего не объясняет. Неужели советский коммунизм был ошибкой русской истории, ее злополучным «мессианским соблазном», ложным направлением развития? Многие факты, и в первую очередь само исключительное величие Советской России в XX веке, заставляют в этом усомниться.

Поэтому вопрос о соотношении Православия и Коммунизма никак не может быть отброшен как не существенный, и нам придется вновь и вновь к нему обращаться, если мы хотим до конца осознать логику русской истории и определиться с ее дальнейшим развитием. Более того, учитывая значимость данного вопроса для русской истории, можно говорить о том, что оставаясь по существу неразрешенной проблемой прошлого, этот вопрос становиться основной проблемой Будущего. Его условная второстепенность объясняется лишь временным снятием в общественном сознании проблемы Будущего: для тех, кого так или иначе устраивает нынешнее настоящее – этого вопроса нет. Для тех же, кто ищет выхода из исторического тупика и озабочен возрождением национального духа в Большой истории этот вопрос остается тем «камнем преткновения», который невозможно обойти стороной.

Это означает, что вопрос о соотношении Православия и Коммунизма – это историософский вопрос, т.е. вопрос, требующий решения в контексте истории, а не просто на уровне условной философской проблемы. Он уже был поставлен историей в рамках жесткого православно-коммунистического противостояния в XX веке, но так и не нашел вразумительного ответа, оставив Россию в состоянии глубокого идеологического «недоразумения». Сегодня же от исторического противостояния надо перейти к мировоззренческому диалогу, чтобы восстановить единое понимание русской истории. Лишь воссоединив разорванную идеологическую ткань прошлого, мы сможем ясно сформулировать национальную идею Будущего.

  

2.

Именно сегодня пришло время этого вопроса. Именно сегодня он по-настоящему актуален как принципиальная историософская задача, ибо до нашего времени он никогда не стоял и не мог быть поставлен как проблема Будущего. Не являл себя как завораживающая философская, богословская и идеологическая тайна, скрывающая огромный мировоззренческий потенциал, способный вновь преобразить историю. Потому что вплоть до нашего времени в процессе истории этот вопрос был диалектически разделен – как тезис и антитезис. И только сегодня, когда инерция диалектического противостояния полностью исчерпана, мы можем говорить о синтезе. Должна была быть до конца исчерпана материалистическая версия коммунизма, прежде чем мог быть поставлен вопрос о его каком-то ином (духовно-религиозном) измерении. И должно было вновь развернуться двадцатилетнее «православное возрождение», чтобы стала понятна его практически-социальная историческая бесперспективность. Православие и Коммунизм сегодня встречаются на равных, перед лицом безнадежного исторического тупика им остается только диалог.

Специфика исторического расклада в данном вопросе состоит в том, что объективные мировоззренческие тенденции прошлого однозначно разводили Православие и Коммунизм (как веру и разум, идеализм и материализм, науку и религию) по разным мировоззренческим полюсам. Реализоваться в истории XX века мог только материалистический коммунизм Маркса, всецело выпестованный позитивизмом эпохи Просвещения. И это тоже диалектически закономерно: оттолкнувшись от несостоявшихся теократий средневековья, эпоха Просвещения выдвинула свой гуманистический проект – рационально организованное справедливое общество социализма. Причем, исходящий в своем этическом пафосе из глубоких христианских побуждений: первые наброски нового справедливого общественного устройства были сделаны именно в христианском мировоззренческом контексте (Т.Мор, Т.Мюнцер, Т.Кампанелла и др.). Важно обозначить эту незаметную диалектическую ступень, чтобы потом вновь суметь на нее вернуться: религиозный поиск социальной справедливости, почувствовав свою политическую неполноценность, обратился к рациональному пути решения этого вопроса, обернувшись в итоге в атеистическую модель коммунизма.

Поэтому можно сформулировать принципиальный тезис: в конечном варианте христианство и коммунизм кажутся антиподами, но в диалектическом мировоззренческом процессе истории они едины – идеологически начиналось все как христианство, а закончилось как коммунизм. И сегодня надо понять это спокойно без всяких ярлыков, обвинений и проклятий – такова объективная правда истории, к которой все напрямую причастны, и христиане и коммунисты, как бы они при этом не отрицали, не отталкивались, и не отрекались друг от друга. По масштабу духовно-исторических процессов это сравнимо с библейской историей: начиналось все как иудаизм, а закончилось – как христианство. Та же неисповедимость путей Господних. С той лишь разницей, что диалектическое становление идеи коммунизма еще не завершено, и именно глубинная Истина христианства должна стать центральной Истиной коммунизма. Тогда все замкнется, сцентрируется, форма найдет свое исходное содержание, и История вновь продолжит свое величественное Божественное движение.

Этот вопрос нужно увидеть в диалектической логике истории, а не в статике доктринального антагонизма. Именно тогда открывается новая историческая перспектива, замыкающая идеологические эпохи в импульсе нового мировоззренческого синтеза, – в соединении духовной устремленности христианства с рациональной социально-экономической правдой Коммунизма. Как дальнейшее продолжение и воплощение Истины христианства в земной истории, как ее выход на уровень новой общественно-социальной актуальности. Так рождается новая цивилизационная парадигма, и открывается светоносный горизонт Будущего, возможность продвижения к которому открыта только в России. И думается, не надо объяснять почему.

Масштаб вопроса именно таков. В наше предгрозовое время православная перспектива Будущего выглядит как радикально противоречивая: или действительно «последние времена», или Новая история! Или в преддверии апокалипсиса православный проект сворачивается до малого остатка «избранных» и уходит в духовные катакомбы; или, наоборот, раскрывается в новом социально-политическом качестве, как христианская альтернатива «концу истории». Третьего не дано, т.к. наличная реальность с духовной, социально-экономической, культурной, демографической и экологической точек зрения не оставляет никаких других позитивно-христианских шансов на будущее. Ведь не считать же таковым экуменическую перспективу мирного встраивания Православия в социально-политические, культурные и религиозные реалии современного глобализма? Поэтому исторический выход в Будущее для России только один – новая мировоззренческая и социально-политическая парадигма.

 

3.

Эта православно-коммунистическая перспектива остается единственной еще и потому, что сами по себе ни Православие, ни Коммунизм не могут уже предложить для истории ничего нового. Коммунизм идеологически и политически выдохся, а Православие, как оказалось, не смогло принести ожидаемый «плод» возрождения России, несмотря на повсеместное восстановление храмов и помпезные трансляции богослужений в Храме Христа Спасителя. Популярный в недавние годы тезис о том, что «возрождение Православия это и есть возрождение России» не оправдался. И это тоже надо признать со всей ответственностью, а не продолжать тешить себя иллюзиями о «грядущем православном царстве» в стиле новой средневековой теократии.

Исторический кризис России в том и состоит, что традиционных идеологических резервов развития у нее на сегодняшний день не осталось, исторически они исчерпаны, а новые поиски «национальной идеи», периодически инициируемые властью, носят явно искусственный популистский характер. Глубокий идеологический разрыв между православием и коммунизмом олицетворяет тупик русской истории, в котором собственно русская история остановилась, а ее «свято место» занял симулякр западного либерально-капиталистического проекта. Рыночно-капиталистические реалии, пришедшие на смену социально-экономической практике социализма, идеологически никак не стыкуется с Православием, более того, этически ему противоположны. Это задает перманентный «шизофренический эффект» между христианским архетипом национального самосознания и антихристианской практикой общественных отношений. У общества с таким раздвоением бытия и сознания никаких исторических перспектив быть не может.

Ситуация осложняется тем, что в состоянии идеологического «тупика» российское общество поддерживается искусственно. Православие и Коммунизм, как два лика единой русской истории, планомерно разводятся по противоположным идеологическим полюсам без какой-либо возможности диалога. С одной стороны методично и последовательно в обществе культивируется антисоветизм, очерняется насколько возможно все, что связано с историей коммунизма в XX веке. С другой, всячески подчеркивается «возрождение Православия», создается иллюзия идеологического реванша Православия на государственном уровне как бы в качестве замены ложной коммунистической идеологии. На самом деле общественно-государственной идеологией Православие не становиться (оно и не может быть таковым в его современном состоянии), а просто служит декоративным идеологическим прикрытием власти, методично исповедующей всей своей политикой западно-ориентированный либерализм.

Если принять во внимание традиционно культивируемый в церковной среде внутренний антикоммунизм, как болезненную память о перенесенных гонениях, то говорить об особом положительном внимании православных к идеологии коммунизма не приходиться. При том что многие православные с ностальгией вспоминают позднесоветское время, с удовольствием смотрят советские фильмы, гордятся Великой Победой, и на выборах голосуют за коммунистов. Только на этом последнем уровне позитивной психологической памяти о советском прошлом могла бы выстроиться новая идеологическая православно-коммунистическая альтернатива, но должной духовной и интеллектуальной рефлексии по данному поводу в церковной среде, к сожалению, не происходит. Все положительное, связанное с советским прошлым, пролетает на уровне сиюминутных преходящих психологических импульсов, не имеющих каких-либо серьезных мировоззренческих последствий. А антисоветская пропаганда в СМИ профилактически стирает всякие следы этих импульсов из памяти.

Тем не менее, идея близости и взаимосвязи православия и коммунизма все тверже прокладывает себе дорогу в общественном сознании, и нет сомнения, что этот процесс будет продолжаться. В состоянии кризиса, в условиях тотального антагонизма с нынешней либерально-капиталистической реальностью, православное сознание не имеет иного более близкого социального опыта, кроме опыта социализма, зримо и парадоксально воплотившего в России принципы христианской справедливости, нравственности и культуры. Православная ностальгия о советском прошлом не случайна, это свидетельство внутреннего родства того и другого, трагическим образом не осознанного в самой истории.

Сегодняшняя задача – углубить данное понимание насколько возможно. Перевести положительные православно-коммунистические ассоциации на твердый теоретический фундамент, выразить сокровенную логику русской истории в категориях новой политической теории. За историческим противостоянием Православия и Коммунизма скрывается огромный мировоззренческий потенциал, способный преобразить историю. Надо раскрыть этот ларец русской истории с точки зрения богословия, философии и политики.

 

4.

Как же выйти на новые рубежи? Как реализовать огромный духовный потенциал Православия и цивилизационный потенциал Коммунизма в политическом пространстве новой истории? Есть ли для этого объективные предпосылки? Могут ли совпадать исторические цели Православия и Коммунизма? И может ли Коммунизм вообще претендовать на возвращение в реальную историю?

Во-первых, для начала твердо сформулируем одну мысль: то, что сегодня в России ослабла Коммунистическая партия, не значит, что ослабла, или тем более умерла, Коммунистическая идея. Идеи не умирают. Однажды проявившись в человеческом сознании, в человеческой истории, они уже не исчезают, но становятся новым словом человеческого самопознания, ступенью становления человеческой цивилизации. И дальше они могут лишь развиваться и трансформироваться – от первоначальной формы до следующей, более адекватной историческому процессу. Жизнь идеи в истории это и есть ее непрерывная трансформация, ибо сама идея – творит историю, а история, как опыт, раскрывает идею. (Для примера можно рассмотреть идею личности человека, христианскую идею, идеи нации, государства, коммунизма и т.д.)

Проблема современных коммунистов в том и состоит, что коммунистическая идея в их интерпретации жестко догматизирована в рамках классического марксизма-ленинизма, в то время как история настоятельно требует ее нового прочтения. Сугубо материалистический этап построения Коммунизма, вполне органичный эпохе научного позитивизма XX века, историей окончательно отработан. Наука уже ничего не может прибавить к пониманию коммунизма в плане его дальнейшего развития, поэтому он как политическая теория и остановился на полпути. Дальнейшее продвижение идеи Коммунизма в истории подразумевает ее новое, более универсальное научно-религиозное понимание: более емкое, и в то же время более фундаментальное – углубляющее ее теоретические основания до уровня религиозной онтологии, христианской антропологии и духовности. Это тот мировоззренческий резерв, который способен вновь поднять идею Коммунизма на стратегический уровень актуальной истории, задать ей новое цивилизационное измерение, тем самым сделать идеологическим знаменем Будущего.

Теоретическое расширение классической научной теории Коммунизма новой религиозно-христианской онтологией не имеет под собой принципиального противоречия. Одно другому не мешает, а наоборот, дополняет. По существу это всего лишь полная реализация одной из известных «заповедей» Ленина о том, что настоящим коммунистом можно стать лишь при условии «освоения всех тех богатств, которое выработало человечество». Очевидно, что если быть интеллектуально честным и до конца последовательным, то в число «богатств человечества» без сомнения должно быть включено и религиозное мировоззрение, фактически тысячелетия определявшее культурное развитие человеческой цивилизации, – а не только рациональное знание научного позитивизма, заявившего себя в качестве единственно верного лишь в последние два столетия.

По своему существу это качественно разные, но взаимодополняющие сферы человеческого мышления, миропонимания и самопознания, не способные в одиночку обеспечить адекватную ориентацию и деятельность человека в реальном мире. Человек духовное и рациональное существо одновременно. Только правильный баланс духовного и рационального определяет гармонию, целостность и глубину человеческой жизни. Всякое уклонение в ту или иную сторону чревато «ломкой дров», причем, как в личной, так и в общественной жизни (примеров в истории предостаточно). Это связано с самим принципом мироустройства, где духовное и материальное глубоко и парадоксально связано; поэтому полноценное постижение этого мироустройства требует полного набора гносеологического инструментария. Гносеологические достоинства духовного и рационального мировоззрения методологически противоположны, но именно поэтому только их совместное сочетание создает объемный эффект гармоничного и исчерпывающего миропонимания.

Человеческое самопознание, миропонимание, и в конечном итоге развитие человеческой цивилизации, невозможно без гармоничного баланса этих двух фундаментальных антропологических свойств человеческого мышления, отражающих само его духовно-телесное существо как «образ и подобие Божие». Поэтому утрата великих духовных ценностей, выработанных именно в формате религиозного знания (чем явно страдает современное человечество), чревата катастрофическими последствиями.

 

Коммунизм, как он формировался и развивался до настоящего времени, был по своей методологии именно рациональным проектом, всецело вышедшим из эпохи Просвещения, несмотря на то, что в его идеологической основе лежала, принятая как эстафета, духовная идея братства и справедливости, выпестованная христианством [1]. Эта идея не выводится в марксизме тем или иным рациональным способом (это по существу невозможно), а просто принимается как исходная духовно-социальная аксиома, на которой строится рациональное здание коммунизма. Для начала этого было достаточно, но для окончания оказалось катастрофически мало. Пока идея социальной справедливости, по словам Н.Бердяева поддерживалась христианским духом, самоотверженное служение идее коммунизма было возможным, но как только силы христианского духа в душах русских людей иссякли «осуществление коммунизма сделалось невозможным». Духовное содержание идеи человеческого братства, и вытекающей из нее идеи социальной справедливости, готовность идти на самоотверженные жертвы ради этих идей, в силу атеистической политики советского коммунизма оказалось полностью утраченным, и рациональное научное знание здесь уже ничем не могло помочь. Окончательно победил «тип шкурника, думающего только о своих интересах». [2] Сегодня мы стоим перед обратной задачей – вновь вернуть идее социальной справедливости высокий духовный смысл, поднять ее значение до уровня христианского императива, и тем самым отмобилизовать два важнейших идеологических процесса: социальную актуализацию Православия и духовное обновление Коммунизма.

Духовное не антагонистично рациональному, а взаимно-дополняемо. Поэтому в процессе «христианизации коммунизма» базовые рационально обоснованные наработки теории и практики Коммунизма не отменяются, но лишь наполняются обновленным духовным содержанием, задающим самой теории Коммунизма более фундаментальную мировоззренческую перспективу и устойчивость. Христианство преисполнено духовным содержанием, и надо лишь открыть шлюзы духовных смыслов в сторону христианского оправдания коммунизма, чтобы восстановить баланс духовного и рационального в коммунистической идее.

На этом эвристическом духовно-социальном переходе для христианской мысли очень много работы. Все основные классические категории «научного коммунизма» (такие как труд, прибыль, капитализм, эксплуатация, социализм и т.д.) должны быть переосмыслены с позиций христианской антропологии, сотериологии и историософии. А сама коммунистическая идея, в ее исходном евангельском смысле, должна быть оправдана в качестве христианского социального идеала Будущего. Так, чтобы идея Коммунизма была поставлена и понята как христианская задача, как потребность религиозного духа.

  

5.

Если посмотреть на подобную перспективу с отвлеченной культурологической точки зрения, то данный радикальный переход религиозного духа в пространство социально-политической реальности может трактоваться как явление «религиозной Реформации», переводящей энергию религиозного пафоса в новые формы социально-экономического устройства общества. Подобное самовыражение религиозного духа во внешнем относительно Церкви социальном пространстве уже произошло когда-то в Западном христианстве, путем протестантской Реформации предопределившее становление европейского буржуазного общества. Подобный же качественный переход религиозного в социальное должен произойти и в русле Православной традиции, если она претендует на собственное слово в современной истории. И именно коммунистическая модель этого перехода должна еще раз выразить глубокое духовно-мировоззренческое отличие русской цивилизации от западной.

В такой «религиозно-реформаторской» социальной перспективе нет ничего фантастического. Мы приняли христианство на тысячу лет позднее Запада, и все религиозно-культурологические процессы идут у нас с запозданием и по своим собственным ритмам. Тысячелетнее историческое смещение в становлении русской православной цивилизации говорит в первую очередь о ее молодости, об особом историческом статусе – «последние станут первыми»; т.е. о способности открыть новую страницу в христианской истории. Поэтому нет ничего странного в том, что полноценная религиозно-социальная Реформация должна произойти в России в XXI веке. Наоборот, это открывает для нас несоизмеримо более широкие цивилизационные горизонты, так как происходит она на совершенно ином мировоззренческом, социальном и историческом фоне. И именно поэтому она способна предложить застоявшейся мировой истории совершенно новую цивилизационную парадигму и открыть в ней Новую эпоху!

Словосочетание «религиозная Реформация» для православного читателя может показаться подозрительным, т.к. само понятие «реформация» в церковном сознании носит скорее негативный характер, подразумевающий в первую очередь радикальные церковные реформы, как это было в случае с протестантизмом средневековья. Здесь надо сразу оговориться и подчеркнуть, что в нашем случае понятие «религиозная Реформация» (как модель религиозно-социальной трансформации) подразумевает совсем иное, и отражает исключительно культурологический аспект Реформации в ее социально-идеологическом проявлении, не затрагивающем ни в малой степени канонический строй Православной церкви. В последнем нет никакой необходимости. Наоборот, чем тверже Православная церковь будет стоять на фундаменте святоотеческой традиции, тем более твердо и убедительно будет звучать для общества ее социальное слово. Реформаторство в традиционно протестантском стиле грозит Церкви совсем с другой стороны – в следовании за духом «мира сего», в обслуживании его либеральных потребностей, в принятии по существу «протестантского» современного социально-экономического устройства.

Ко всему вышесказанному остается только добавить, что первый этап перехода в Новое историческое пространство в России уже состоялся – и назад пути нет. Фактически русская «религиозная Реформация» уже произошла в начале XX века под видом Октябрьской социалистической Революции [3] – но она не осознала себя как таковая! В этом наша проблема. В условиях инерции Модерна с его культом прогресса, господством материализма и научного позитивизма, «русская Реформация» просто оторвалась от христианства в самой радикальной форме, потеряв свое сокровенное содержание и смысл. Необходимо восстановить духовно-историческую справедливость и завершить логику Великого эволюционного перехода: дополнить существо Коммунистической революции смыслами Христианской реформации. Только так мы восстановим стратегическое направление русской истории!

 

Принципиальная и ведущая роль в этом переходе принадлежит христианской мысли. Именно здесь должна произойти настоящая «духовная революция». Современное возрождение Православия на основе «репринтного переиздания» дореволюционной позиции Церкви по социальному вопросу не может быть признано исторически адекватным. Отсюда эфемерность присутствия Церкви в сегодняшней жизни, беспомощность ее духовной миссии, не подлинность ее отношений с властью и обществом.

Христианская идея, как «Путь, Истина и Жизнь», сегодня практически не стыкуется с социальной реальностью, не входит в зацепление с механизмом истории – уводит из истории, а не формирует ее. Мир капитализма неумолимо поглощает христианскую идею, вытесняет ее на периферию общественной жизни, в катакомбы духовного молчания. В мире правит мамона, а христианство не может и даже не пытается ничего этому противопоставить, словно между миром и христианством есть некий «мирный договор» о невмешательстве во внутренние дела друг друга. Но это в корне неверно. Мир ждет христианского преображения, и христианство должно прийти в мир как преображающая социально-мировоззренческая Истина – «Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был через Него» (Ин.3-17). Как это может произойти, если христианство теряет контакт с реальностью и плетется в хвосте истории?

Поэтому главная проблема и задача для Православия на сегодня – это возвращение в «плотные слои» исторической реальности, попадание в ее актуальное социальное пространство, в его культуру, идеологию и политику. Выбор для Православия невелик: либо и дальше довольствоваться сомнительным комфортом добровольной «духовной резервации»; либо решительно вмешаться в мировоззренческие битвы современности на уровне актуальной философии, социологии и политологии. Либо и дальше оставаться декоративным прикрытием исторически ложной кремлевской власти, – либо заявить свой христианский проект выхода из российского кризиса. В последнем случае Православию придется более четко определиться в современном политическом и идеологическом пространстве.

И можно не сомневаться, как только христианская мысль всерьез поставит для себя современные социальные, политические и идеологические вопросы, принципы коммунистической идеи, опыт и формы советского социализма станут той базовой социально-политической матрицей, на которой активное христианское сознание начнет свое новое общественно-историческое становление. Ибо любые попытки христианской ориентации на социально-экономические формы капитализма (в его российском и глобальном масштабе) обречены на провал. Лишь искусственное дистанцирование христианской мысли от современной капиталистической социально-экономической действительности, прикрытое на «высшем политическом уровне» благодушной церковно-государственной «симфонией», сдерживают разоблачение современного капитализма как воплощенного антихристианства.

Понятно, что инерция сегодняшнего состояния церковного сознания велика, и вряд ли решительный положительный разворот христианской мысли в сторону Коммунистической идеи произойдет быстро. Но время работает именно в эту сторону, и поэтому в будущее можно смотреть со сдержанным оптимизмом.

 

 

Ссылки:

  1. Н.Сомин. Христианское осмысление справедливости: http://chri-soc.narod.ru/lecSV_7.htm
  2. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. М. 1990. С.139./li>
  3. А. Молотков. Коммунизм и Реформация. «Завтра», 2011, №№ 35-36./li>

     

Подпишитесь

на рассылку «Перекличка вестников» и Новости портала Перекличка вестников
(в каталоге subscribe.ru)




Подписаться письмом