Об авторе читайте в интерактивной части портала
Страница Юрия Трофимова в Сборной Замка
ЮРИЙ ТРОФИМОВ
Плач росы не успевшей родиться
Стихотворения
Плач росы не успевшей родиться
«Какие-то хмурые дети сидели на берегу океана…»
«Месса молила о смерти…»
«И слепил из чёрных кристаллов тьмы тело…»
«В детство цветы погрузились в маковой дрёме…»
«Нас пятеро собралось в этой комнате…»
Гефсимания
Необиоробото-техника
«Итак я видел стол…»
«О эта оттепель…»
«Десять пробило…»
«Мне бы надо было полюбить тебя…»
Пастораль для деревянных духовых
Плач росы не успевшей родиться
на мёртвом теле травы
кому написать трава собиралась
улавливая глубинно-идущие токи
непоборимый рост замедляя симметричных волокон
предчувствием
будущей будничной потольющей преисподни – резни
от рук
продлённых древком с железом
которое может рассечь мышонка вместе с мамой мышью
бегущих к норе
и срезать всего годовалый шиповника куст
ещё не расцветший
но в генах несущий крахмальность неузнанных ягод
от старческих рук
сухих пятипалых клешней
тёмных застывших в своём совершенстве корней
неизвестно чего прерыватели роста
носители небытия
превращатели гибкости в сухость и ломкость
кормители тучного стада
смотрители рос на умерших травах
вы честно войдёте с травами вместе в щедрую землю
вы честно взойдёте с травами вместе
зелёною смутной радостью
(на полу моей комнаты я увидел белый конверт)
Какие-то хмурые дети сидели на берегу океана
Они плевались в небо и ковыряли в носу.
Нехотя затягивали верёвку слов на рахитичных шеях.
они ничего не знали
они ни во что не верили
они никогда не видали солнца
чего они ждали?
может быть дети что-то любили?
смотрите
смотрите
смотрите
На берегу появилась собака,
тоже рахит, она волочила ногу
и слюною она истекала.
Кто-то поднял камень –
на берегу их так много,
кто-то поднял ногу
и руку кто-то поднял.
– Не надо – сказала собака. Я не кусаюсь.
У меня выпали зубы. И вижу я очень плохо.
И ничего у вас не прошу. Я только проковыляю
и навсегда скроюсь в тех дюнах...
разве жестокими были дети?
только камнем
только ногой
только рукой они задели
и умерла собака
может быть она сказала спасибо.
Несколько лет прошло.
На берегу появилась лошадь.
– Ищу я собаку – она сказала.
– Убили её мы.
Упала лошадь.
Лошадь упала.
Несколько лет прошло ещё.
Серые головы тихо в песке качались.
Может быть –
я не могу говорить –
я кричу –
скажите, дети:
может быть вы кого-нибудь любили?
головы слабо качались,
то открывали глаза, а то закрывали...
– ...Вы не видели лошадь? –
спросили две людские ноги.
Так же мерно качались головы как и раньше.
А владелец лошади – это был он – сел,
достал из мешка хлеб, селёдку, лук,
флягу с вином, стал есть.
Потом он отрыгнул, поднялся и пошёл дальше.
а головы больше не качались
и не мигали
Февраль 1964
месса молила о смерти
сумрак сознание мял
мела лицо побелила
ломанный дикий бред
ужас выдавливал сажу
кожей слона к хрипу
красный корчился куб
букв набухший слов
соло проткнуло мессу
острой кривой острогой
страсти ночью добытой
добитой утра танцем
цемент слизал мел
смело с ночного лица
шарил хорал орал
ало распятом теле
20 ноября 1964
И слепил из чёрных кристаллов тьмы тело
и запахнул в бледную простынь рождённую вздохами луны
и отдал синие струны прибоев голосу вечноиграющей скрипки
и вложил в дремучий ужас глазниц волнистость глаз лани
и сделал из детства цветов корней солнца душистую
ярко-зеленую душу
и вписал имя в мерцание далёких и близких звёзд
и полюбил как любишь пустыню воздух тень и сомненье
и потерял как теряешь всегда большую прекрасную рыбу
полупрозрачных глубин
22 декабря 1964
в детство цветы погрузились в маковой дрёме
цветом теплом и светом напитали их корни солнца
время моё пришло искупаться в вечности лета
солнце нежит меня
и толкает в реку ароматов душистых
долго грезилась эта поляна мне
в солнечных пятнах и бликах зеркальных
крона солнца пылает на небе
ствол его необъятен
листва этого древа созревая будет тревожить душу
и осыпаться позднее золотом тусклым
просыпаясь
корни солнца в цветах тканными нитями
переплетут детство и старость
солнце сияет
и в бесконечном потоке света
веру я обретаю
нас пятеро собралось в этой комнате
как всегда или почти как всегда
с чёрной пластинки как колокольчики
бил в уши Бах
только что сшили яркую наволочку чёрное с красным
я положил на неё жёлтый цветок
на столе кофе белые сухари сыр джем
сломанные раковины
похрустывают сухари на зубах
мы торопимся уходить
заканчивается фуга очень хороший органист
девять часов вечера
осень
человек который пришёл с улицы сказал
что портится погода
19 сентября 1970
Гефсимания
Приди
приди
приди
на берег Мария певучего Генисарета
услышишь плеск в серебристом тумане
по водам идущего сына
в золотистой долине увидишь Мария
роковые деревья
три черных дерева
три черных ворона
три черных креста
Мария он будет распят не рви на себе одежды
не сокрушай стоном Голгофу не выжигай печалью глаза
так надо Мария
ты это знала с рождения в яслях Вифлеема
он распят будет Мария мы этого все хотели
он воскреснет
в золотом тумане серебристой долины
жди
жди
жди
Мария
14 января 1992
Необиоробото-техника
(бальмонтание)
турецко-монгольский чай я заварил
китайский термос наполнил
коричневое озерко на слоновой кости подоконника
смахнул на палисандр ливанского разноуголья
волосы я повязал тельавивской батистовой лентой
придирчиво отобрал голландские колонковые кисти
пробуя их на язык
лионскую саржу узлом завязал повыше пупка
натянул джинсы из лас аламоса не то лос анджелеса
вооружился бумагой парижской с водными знаками
пармский этюдник из кипариса с тончайшим запахом
тибрской долины на плечо небрежно повесил
на ходу ноги сунул в сандалии из салоник
я был готов идти на пленэр
впереди была килиманджара
впереди были расхожие виды двугорбой красавицы фуджи
25 мая 1992
Итак я видел стол
и это не было ошибкой – мираж рисует то что
видеть жаждешь
ПЕСКОМ ПОЛУЗАСЫПАН
ЧЕРНА СТОЛЕШНИЦА на ней –
я подошел поближе –
стакан светящийся гранями
стоящий на краю с краюхой
каменного хлеба
где поры заперты песком и солнцем что я
подумал увидав сюрживопись
подобие Магритта?
в пустыне поминание?
кого?
зачем?
останови свой шаг и оглянись окрест
пока ты чувствуешь что мозг твой из ушей не вытекает
я оглянулся –
наважденье тысячекратно
повторилось столы стояли там где я
мучимый жаждой
прошёл неверным
шагом
слышно было
как песчинки
ломают зубы
о грани
поминального
стекла
что слышу я?
О доктор Брэгг ты говорил мне как
наступает смерть в пустыне: как
комариный писк слышна молитва без слов
тягучевязкая сыпучая
барханом прядущим к солнцу
нить
потом амброзия живительным
дождем стучит по голове и наполняет
рот а вот и с крыльями светящееся
нечто
к тебе приблизилось
фонтаном лупит радость: ты взлетаешь –
и зелена трава у дома а на
крыльце встречает мать О доктор Брэгт
я пережил все это и не умер и сейчас
в глуши забытого селенья я
вспоминаю
как песок струился
к солнцу
а огнедышащая пасть его
как кролика удав меня манила
О эта оттепель
она стучит бренчит довольно
чавкает в угаре западного ветра и
был ли белый снег?
Иль это мысль о снеге снедает
полупроснувшееся тело?
через окно плывут балконные
перила слезливое прочерчено
стекло
стрелой летящей птицы –
то голубь-голодарь спустился с неба он
будет гнать синичек которых мне не
видно
Десять пробило
вода льётся из крана
чайник гудит как пароход на
рязановской Волге
вот кипяток в кружку я налил
ягод рябины и клюквы насыпал
кто-то стучится в окно –
семечко просит голубь
дай ты мне чаю попить
разбойник крылатый...
слышу я выстрел
может не выстрел – просто хлопок?
не разобрал
балкон отворяю
голубь недвижный
как плаха на эшафоте
Александр Грин – сосед этажом выше
прячет ружьё
он безулыбчивый кивнул головой
я тоже
– лови – я сказал и кинул мёртвую птицу
Как Понтий Пилат вымыл руки
...чай остывал на столе
десять пробило...
Мне бы надо было
полюбить тебя
как девочку последним днём бабьего лета
с охапкой бегущую листьев разновеликих
за диковинной бабочкой
роняющей пыльцу с бархатисто-пурпурных крылышек
Мне бы полюбить тебя
как эту дьявольски прекрасную беззащитную летунью
пронзающую угасающие лучи
как этот листик растоптанный в беге
источающий аромат смерти
...был сторож коз
в старом парке
он листья детства граблями калечил
ты подошла к нему и сказала
о сторож ты делаешь больно
земле листьям и травам
о сторож козы твои разбежались
и внуки заходятся в плаче
но сторож был глух и незрячи глаза его...
Откуда взялась эта роза
в жёлтом шуршании
последнего дня бабьего лета
падали плавно
на голову лепестки
смазан
лик
твой
моею
слезою
на зеркале
Пастораль для деревянных духовых
Зеркало стояло на дороге
девушка слепая шла
она не чувствовала боли она жила в мире своих грёз
она не знала что есть солнце трава мужчины и женщины
зеркало всё отражало
и девушку оно отразило
от меньше к большему больше и больше
и нет её
поглотило зеркало
Что там над головой яркое крупное манящее
Что там под ногами нежное влажное покорное
я кажется вижу юношу
что с сердцем моим случилось
и голова закружилась
он руку мою берёт
он сказал солнце и на меня показал
сказала мне трава и головой покачала
я сказал тебя зовут Ева
и только тебя я могу любить
она погладила мою руку и сказала
из поцелуев рождаются дети
я кричала юноше
возьми мою любовь сейчас я слепну
я видел мольбу глаз и губ менялась яркость
разбили зеркало сказали травы
исчезла Ева
юноша долго вспоминал что с ним
однажды случилось на какой-то
сельской дороге и не мог вспомнить
видели странную слепую женщину
в белом платье она откликалась на имя
Ева
и повторяла одну фразу
отдайте ребёнку зеркало