НАТАЛЬЯ КРАНДИЕВСКАЯ
Избранные стихотворения
«Начало жизни было – звук…»
Мое начало
«Надеть бы шапку-невидимку…»
«Высокомерная молодость…»
«Фаусту прикидывался пуделем…»
«Рвануло грудь, и подхватило…»
«Не окрылить крылом плеча мне правого…»
«Мне воли не давай. Как дикую козу…»
«Яблоко, протянутое Еве…»
«Таро – египетские карты…»
«Босоногий мальчик смуглый…»
«Не голубые голуби…»
«А я опять пишу о том…»
«Небо называют – голубым…»
«Ты спишь, а я гляжу, бессонная…»
«Как песок между пальцев, уходит жизнь…»
«Длинной дорогою жизнь подводила…»
«Непредвиденный случай…»
«Давность ли тысячелетий…»
«Яблоко, надкушенное Евой…»
«Стрела упала, не достигнув цели…»
«Затворницею, розой белоснежной…»
«Хамелеоны пестрых слов…»
«Где-то там, вероятно, в пределах иных…»
Памяти Скрябина
Начало жизни было – звук.
Спираль во мгле гудела, пела,
Торжественный сужая круг,
Пока ядро не затвердело.
И всё оцепенело вдруг.
Но в жилах недр, в глубинах тела
Звук воплотился в сердца стук,
И в пульс, и в ритм вселенной целой.
И стала сердцевиной твердь,
Цветущей, грубой плотью звука.
И стала музыка порукой
Того, что мы вернемся в смерть.
Что нас умчат спирали звенья
Обратно в звук, в развоплощенье.
1916-1955
Мое начало
Нет, не грядущее мне дико,
А прошлое небытие!
Ужель с младенческого крика
Возникновение мое?
Меня иному память учит.
Пусть жизнь из мрака начата,
Порой томит ее и мучит
Воспоминания тщета.
И часто по дороге древней
Я духом возвращаюсь вспять,
Чтоб проследить мой путь кочевный
И нить в прошедшем оборвать.
Но нет конца ей, вдаль бегущей…
И я, раздумьем жизнь дробя,
На миг и в прошлом, как в грядущем,
Теряю в вечности себя!
Надеть бы шапку-невидимку
И через жизнь пройти бы так!
Не тронут люди нелюдимку,
Ведь ей никто ни друг, ни враг.
Ведет раздумье и раздолье
Ее в скитаньях далеко.
Неуязвимо сердце болью,
Глаза раскрыты широко.
И есть ли что мудрее, люди, –
Так, молча, пронести в тиши
На приговор последних судей
Неискаженный лик души!
Высокомерная молодость,
Я о тебе не жалею!
Полное пены и холода
Сердце беречь для кого?
Близится полдень мой с грозами,
Весь в плодоносном цветении.
Вижу, – с блаженными розами
Колос и терн перевит.
Пусть, не одною усладою –
Убылью, горечью тления,
Смертною тянет прохладою
Из расцветающих недр, –
Радуйся, к жертве готовое,
На острие вознесенное,
Зрей и цвети, исступленное
Сердце, и падай, как плод!
1917
Фаусту прикидывался пуделем,
Женщиной к пустыннику входил,
Простирал над сумасшедшим Врубелем
Острый угол демоновых крыл.
Мне ж грозишь иными приворотами,
Душу испытуешь красотой,
Сторожишь в углах перед киотами
В завитке иконы золотой.
Закипаешь всеми злыми ядами
В музыке, в преданиях, в стихах,
Уязвляешь голосами, взглядами,
Лунным шаром бродишь в облаках.
А когда наскучит сердцу пениться,
Косу расплету ночной порой, –
Ты глядишь из зеркала смиренницей –
Мною, нечестивою, самой.
1919
Рвануло грудь, и подхватило,
Запела гулкая свирель.
Я видела, как уронила
Былые руки на постель.
Я видела, как муж, рыдая,
Сжал тело мертвое мое.
И всё качнулось, в свете тая.
Так вот оно – небытие!
Вздохнуть хотела бы – нет дыхания,
Взглянуть хотела бы – забыла взор.
Как шумы вод – земли восклицания,
Как эхо гонятся вслед рыдания,
Костяшки слов, панихиды хор.
И вопль, как нож: ах, что же это!
Вопль без ответа,
Далеко где-то.
И вот по воздуху по синему –
Спираль, развернутая в линию,
Я льюсь, я ширюсь, я звеню
Навстречу гулкому огню.
Меня качают звоны, гуды,
И музыки громовой груды
Встречают радостной грозой
Новорожденный голос мой.
1921
Не окрылить крылом плеча мне правого,
Когда на левом волочу грехи.
О, Господи, – я знаю, от лукавого
И голод мой, и жажда, и стихи.
Не ангелом-хранителем хранима я, –
Мечта-кликуша за руку ведет,
И купина Твоя неопалимая
Не для меня пылает и цветет.
Кто говорил об упоеньи вымысла?
Благословлял поэзии дары?
Ах, ни одна душа еще не вынесла
Бесследно этой дьявольской игры!
1921
Мне воли не давай. Как дикую козу,
Держи на привязи бунтующее сердце.
Чтобы стегать меня – сломай в полях лозу,
Чтобы кормить меня – дай трав, острее перца.
Веревку у колен затягивай узлом,
Не то, неровен час, взмахнут мои копытца
И золотом сверкнут. И в небо напролом…
Прости, любовь!.. Ты будешь сердцу сниться…
1921
Яблоко, протянутое Еве,
Было вкуса – меди, соли, желчи,
Запаха – земли и диких плевел,
Цвета – бузины и ягод волчьих.
Яд слюною пенной и зловонной
Рот обжег праматери, и новью
Побежал по жилам воспаленным,
И в обиде Божьей назван – кровью.
1921
Таро – египетские карты –
Я разложила на полу.
Здесь мудрость темная Астарты, –
Цветы, приросшие к жезлу,
Мечи и кубки… Символ древний,
К стихиям мира тайный ключ,
Цветы и лев у ног царевны,
И голубой астральный луч.
В фигурах, сложенных искусно
Здесь в треугольник, там в венок,
Мне говорили, светит тускло
Наследной истины намек.
Но разве мир не одинаков
В веках, и ныне, и всегда,
От кабалы халдейских знаков
До неба, где горит звезда?
Всё та же мудрость, мудрость праха,
И в ней всё тот же наш двойник –
Тоски, бессилия и страха
Через века глядящий лик.
Босоногий мальчик смуглый
Топчет светлый виноград.
Сок стекает в желоб круглый.
В темных бочках бродит яд.
Наклонись-ка! Не отрада ль
Слышать ухом жаркий гул,
Словно лавы виноградарь
С кислой пеной зачерпнул!
Над сараем зной и мухи.
Пусть. Ведь сказано давно:
Были дни и ночи сухи –
Будет доброе вино.
1921
Не голубые голуби
Спускаются на проруби
Второго Иордана, –
Слетает вниз метелица,
Колючим вихрем стелется,
Свивает венчик льдяный.
И рамена Крестителя
Доспехами воителя –
Не мехом сжаты ныне.
Горит звезда железная,
Пятиугольной бездною,
Разверстою пустыней.
Над голой кожей зябкою
Лишь ворон черной тряпкою
Взмахнет и отлетает.
Новокрещен морозами,
Дрожит младенчик розовый,
Дрожит и замерзает.
1921
А я опять пишу о том
О чем не говорят стихами,
О самом тайном и простом,
О том, чего боимся сами.
Судьба различна у стихов.
Мои обнажены до дрожи.
Они – как сброшенный покров,
Они – как родинка на коже.
Но кто-то губы освежит
Моей неутоленной жаждой,
Пока живая жизнь дрожит,
Распята в этой строчке каждой.
1935
Небо называют – голубым,
Солнце называют золотым,
Время называют – невозвратным,
Море называют – необъятным,
Называют женщину – любимой,
Называют смерть – неотвратимой,
Называют истины – святыми,
Называют страсти – роковыми.
Как же мне любовь свою назвать,
Чтобы ничего не повторять?
1935
Ты спишь, а я гляжу, бессонная,
В лицо твое преображенное
Холодным таинством луны.
И всею нежностью утраченной,
И всей разлукой предназначенной
Мои раздумия полны.
Твое лицо – как цвет магнолии,
И на груди лежит в безволии
Рука, скрещенная с рукой,
В такой усталости утонченной,
Как будто всё уже окончено
И всё исполнено тобой.
1938
Как песок между пальцев, уходит жизнь.
Дней осталось не так уж и много.
Поднимись на откос и постой, оглядись, –
Не твоя ль оборвалась дорога?
Равнодушный твой спутник идет впереди
И давно уже выпустил руку.
Хоть зови – не зови, хоть гляди – не гляди,
Каждый шаг ускоряет разлуку.
Что ж стоишь ты? Завыть, заскулить от тоски,
Как скулит перед смертью собака…
Или память, и сердце, и горло – в тиски,
И шагать до последнего мрака.
Длинной дорогою жизнь подводила
К этому страшному дню.
Всё, что томилось, металось, грешило,
Всё предается огню.
Нет и не будет виновных отныне.
Даруй прощенья и мне.
Даруй смиренья моей гордыне
И очищенья в огне.
1945
Непредвиденный случай,
Иль удача моя,
Или просто живучей
Уродилася я, –
Но была не легка мне
Участь, – день изо дня,
Так вот, с камня на камень
Перепрыгивать пламень
Над пучиной огня.
Угадать направленье,
Сил удвоить запас,
Чтобы ни на мгновенье
Дальний берег спасенья
Не терялся из глаз.
Верить, верить со страстью
В этот берег, такой
Очевидный, что счастья
Слышен пульс под рукой…
О какой же геройской
Говоришь ты судьбе?
Это всё только поиски
Троп, ведущих к тебе.
Давность ли тысячелетий,
Давность ли жизни одной
Призваны запечатлеть мы, –
Всё засосет глубиной,
Всё зацветет тишиной.
Всё сохранится, что было.
Прошлого мир недвижим.
Сколько бы жизнь ни мудрила,
Смерть мне тебя возвратила
Вновь молодым и моим.
Яблоко, надкушенное Евой,
Брошенное на лужайке рая,
У корней покинутого древа
Долго пролежало, загнивая.
Звери, убоявшись Божья гнева,
Страшный плод не трогали, не ели,
Не клевали птицы и не пели
Возле кущ, где соблазнилась Ева.
И Творец обиженный покинул
Сад цветущий молодого рая
И пески горячие раскинул
Вкруг него от края и до края.
Опустился зной старозаветный
И спалил цветы, деревья, кущи,
Но оставил плод едва заметный,
Яблоко, что проклял Всемогущий.
И пески тогда его накрыли…
1958
Стрела упала, не достигнув цели,
И захлебнулся выстрел мой осечкой.
Жила ли я? Была ли в самом деле,
Иль пребывала в праздности доселе, –
Ни черту кочергой, ни Богу свечкой,
А только бликом, только пылью звездной,
Мелькнувшей в темноте над бездной.
1960
Затворницею, розой белоснежной
Она цветет у сердца моего,
Она мне друг, взыскательный и нежный,
Она мне не прощает ничего.
Нет имени у ней иль очень много,
Я их перебираю не спеша:
Психея, Муза, Роза-недотрога,
Поэзия иль попросту – душа.
1960
Хамелеоны пестрых слов,
Коварство их и многоличье…
Спасай меня, косноязычье!
Дай рык звериный, горло птичье,
Заблудшего оленя рев!
Они правдивей во сто крат
И во сто крат красноречивей,
Когда поют с природой в лад,
Когда в бесхитростном порыве
О бытии своем вопят.
Будь как они! Завидуй им,
Они одни чисты, как пламя,
О чем не ведают и сами,
А мы лукавим, мы мудрим,
И между слов змеей скользим,
И ускользаем за словами.
1960-1961
Где-то там, вероятно, в пределах иных
Мертвых больше, чем нас, живых,
И от них никуда не уйти.
Всё равно, будем мы во плоти
Или станем тенями без плоти,
Но живущим и жившим – нам всем по пути,
И мы все на едином учете.
И цари, и плебеи, и триумвират,
И полки безымянно погибших солдат,
И Гомер, и Пракситель, и старец Сократ –
Все посмертно в единый становятся ряд.
Рядом тени-пигмеи и тени-громады,
Величавые тени героев Эллады,
Сохраняющие в веках
Не один только пепел и прах,
Но и мудрость, и мрамор, и стих Илиады.
1961