Обсудить произведения с автором в интерактивной части портала

Ярослав Таран в Сборной Замка

Процесс
-складень-

1.

И знать и петь вновь хочется! Так много

случайных снов, но есть одна дорога…

Когда тебя найдёт твоё родное слово,

как ни петляй потом – души не изменить.

Хоть чашу разбивай, хоть вешайся, но снова

я возвращаюсь – жить.

Прочти мой путь: пока идём мы вместе,

тебе не будет скучно целый месяц.

2.

И в яме долговой увидишь солнце, если

ты в слове: как дорогу – я время проложил:

устами –  к устью, совестью – к истоку.

Я сам – процесс. И нахожусь – в Процессе.

Ты с каждой встречей – жил!

Ты умирал в пустыне безвоздушной

не раз, не два: как брошенные души –

одни на берегу всемирного потока,

вдруг умолкали дни на годы в складках смерти…

Но качество творилось за порогом.

3.

И сладко просыпаться вместе!

На лунном лоне правды многоокой

премудрых сказок прозревая вести,

найди меня – я нахожусь в Процессе.

Текут потоком слёзы и звёздные лучи…

Ведут беседу скрипки, яблони и львы…

Ты должен здесь испить времён горючей смеси,

чтоб духов различать. Но нас не разлучить!

В дыханье ветра, в шелесте листвы –

ветвями веры, клубнем головы –

ищи меня – найдёшься ты.

4.

Чтоб знать и помнить – надо говорить

о снах и книгах: судьбы их листая,

ты в сумерках себя за нить строки лови!

Так существительное – жить

глаголом жжёт нас, прорастая

в мир полнотой свободы по любви.

окт.-ноябрь 2008 

Время

Круг вращает гончар, частник-стоик,

лекарь-пекарь правдивый в глубинке –

лепит, лечит и мнёт нас, как совесть;

и нелепо вздохнёт, успокоясь,

там, за печкой, в углу. Под сурдинку

пляшет пламя, труд зреет… Историк

черепичный кров памяти строит.

февр.2005

Читая старые стихи…

Тикая тихо в прихожей…

времени мыши дотошные!

будто скребутся по коже...

Снег налетел вдруг, взъерошенный!

как сумасшедший, встревоженный

ночи безмолвием, брошенный

в городе окон…

Тени небывшего прошлого

так одиноки – и строже

нет их суда, и бездонней

нет ледяных тех бессонниц.

ноябрь 2006

Птицеслов

1

Снова в клетке грудной

бьётся птица, одной

глубиной и улыбкой жива ­–

синевою осеннего неба…

Рубят лес. И душа напотребу.

Как солдаты, уходят слова –

и лежат под плитой:

не поднять, не понять…

Но люблю по кладбúщу гулять…

Или в клетке грудной

птице лучше одной:

легче будет себя вспоминать?

2

 Слово зá слово, вечно одной…–

в этой клетке грудной всё равно

разучилась летать!

Но порою начнёт бормотать…

Точно жизнь начинаешь с нуля…

Каждый звук – точно в лузу бильярда!..

И… люблю по кладбúщу гулять:

словно времени белые пятна

на зелёном волнистом сукне,

фотографии живших блестят:

цифры, надписи, лица…

Улыбается память во сне.

Улыбается миру дитя,

не умея сказать… Бейся, птица:

ты в клетке опять!

ноябрь 2006

Оборотень

Как стая псов – слова. Скулят.

Сорвались – и погнали душу!

Всё дальше, глубже – в лес и стужу.

Усталости кусаю кляп.

Петляют звёзды. Ночь одна!

Вздымает страх мне память дыбом!

И глыбой давит глубина.

Глотает тёмный воздух рыба

и мечется в крови по жилам,

и сна и смысла лишена.

Бурлит погоня! Мирным жиром

всплывает вечная луна.

Как лживой жизни речь красна!

Азартен лай!.. Уходит зверь

от братьев лютых… Даль сурова.

Весёлый лес! ты друг, ты верь

в моё прижизненное слово.

сент.2006

Гамлет

…Что, шут? Оступишься – и тут же

вокруг осатанеет мир,

и вьюга жалобно закружит:

воронка неба – ближе, ýже!..

Во вздутых жилах – слов удушье:

уже не ближний, а вампир,

но роль свою – всё ту же, ту же!–

исполнит каждый до конца.

Здесь, в луже лжи, как в царской ложе,

встречать небесного гонца!

Сижу и жду, и дрожь по коже…

Вдруг маска упадёт с лица?

Машина времени опять

заставит нас переиграть

всё то же, всё одно и то же…

Вольнó на сцене умирать!

Но станет слово чище, строже…

И Гамлета услышит мать.

15 февр.2008

Самому себе

Когда ты функция прихода и расхода

для тех, кто знал тебя как человека

и в ком ты сам однажды встретил бога

растущего,– твержу,

как заклинаю собственную тьму:

Не забывать о том прозрении и верить!–

безумная задача,

важней которой нет на свете.

Видеть против шерсти,

идти на риск и доверять своим

несчастным братьям: каждый

в себе не раз божественный огонь

затаптывал, гипнозу

и колдовству поддавшись смертных формул.

Верить вопреки!–

в немыслимую тайну,

неугасимое безудержное счастье,

в любом предателе сокрытое, как солнце

в ночи полярной.

Пройти над пропастью сегодняшнего дня,

как просит и боится сердце,

как смел смотреть в глаза веков Волошин,

как верил в человека Крест,

когда вбивали гвозди

в последнюю надежду Мира.

Иначе: жить не стоит – Пушкин лжёт

и лицемерит Чехов,

а дьявол – мудрый Воланд,

Христос – Иешуа-мечтатель.

сент.2006

***

Мне пишется легко,

когда после дождя земля парит сырая:

туманов молоко,

губами припадая к твоим сосцам, родная,

я пью как речи дар. Семья у нас большая!–

и старшие играют, беседуют со мной:

и тех созвездий пульс, созвучий чистых соль,

весёлых сказок грусть, струящаяся ввысь,

лесного строя ритм и тайной яви смысл,–

питают мою кровь. И тесно звёздам в спальне!

Я тоже подрасту! Пусть волка я боюсь…

Но звёзды на посту! Строка ведёт как память.

Туманов молоком я допьяна напьюсь –

не станет страшно жить, небесных рыб ловить!

В растерзанных просторах несбывшейся любви –

в затворах, ямах, норах моей земли –

связать её времён разорванную нить

и цепь немых подмен влачить как пёс в ночи…

Но омут неба полн – и звёзды говорить

научат нас… Молчи!

окт.2006

Голос из зеркала

-строфы-

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Пушкин

Я проклят зеркалом: любой

в твоей воде своё лишь ловит слово,

но видит то, что хочет,– так сурова,

родная речь, твоя любовь,

что грезится: от ревности немой

я белым стану, очищая ложью

земную пламенную соль!..

Но только трепетной иглой

коснёшься сердца осторожно –

как жизни глиняные ножки

бегут по кочкам за тобой,

поэзия; и шапка-то горит!–

сжимает безнадёжность

в руке картонный меч –

и злому зеркалу грозит!..

Не образ – абразив

сыпучих дат и встреч

строки оттачивает опыт.

Губ розовых тяжёлый ропот,

в костре души тоска сквозная

помогут грешнику в ночи

бедовые орешки щёлкать,

хоть как, хоть задыхаясь, шамкать,–

всё  пережить, пережигая

в простые кирпичи

воздушных замков

глухую глину бытия…

Осколки времени блестят –

на двух веков смотрю закат:

последний луч свободы тает  –

последний внук тебя читает,

посланник огненного рая…

Но что я знаю здесь?!–

какую миру весть

несёшь ты, умирая?

дек.2006

Письмо другу

Как мы постыдно здесь разделены!

Есть платье, плоть… и не узнать друг друга!

И сколько б слов ни пролили, стены

не превозмочь: там огненная вьюга!

Сильнее страх. За дверью воет зверь.

Не расплести, не разодрать доверьем

простую тюль души! Не лучше ль –

стихи, стихи… Найдётся слушатель…

И волны – эхом в окна – клином клин...

Глотая воздух, мир не опрокинь!

Безмерна смерть. Не эта полужизнь.

Но человеком, если хочешь знать,

быть тоже больно. Воет зверь! Дождись:

уснёт и он. Всё сбудется опять!

(Поговори со мною по пути,

чтоб выдержать полвека взаперти.)

…И с книжных полок смотрят на меня –

с кем подлинная встреча впереди,

чьи речи – языками пламени…

небесных рек ликуют хороводы…

и солнца вольного закаты и восходы,

как отблески грядущего…….....………..

…………………………………..............

ноябрь 2006

* * *

Разлука больше знает о любви,

чем огненная страсть. Но горе

сжигает мякоть жизни. И твои

пронзительны прозрачные просторы,

пожар осенний… Сердце дома:

небес его бездонная истома –

воспоминания бессмертная поэма,

все двести лет читаемая мной:

из края в край наполненное время

прощения премудрой синевой.

И меркнет свет так тихо, как живой…

окт.2006

***

Души открытой жизнь двойная:

как некий Штирлиц тайно пьёт,

родную речь припоминая;

на дне моём она живёт,

моя свобода;

                       но блистает

на солнце стихотворный лёд,

и в сердце время застывает

и, как маньяк, чего-то ждёт.

21дек.2005

***

И прячутся поспешно в уголки,

И выбегают из углов угланы.

Мандельштам

В диком мире расчисленных линий

крайний угол нашёлся для зренья:

вечный сор, словно небо излишний,

заметает в него гончар-время.

Эта красная глина чревата

то стихами, то войнами. Только

синий строй наш стихает: солдаты

растворяются солнечной солью

в чёрной памяти звёздного моря,

как в крови неродившихся песен.

Ночь глазами кошачьими смотрит,

паутину бессонниц развесив,

всё считает – кому чего стоит…

Крайний угол не тело – не тесен!

Эта красная глина как тесто,

заметает нас времени веник:

есть углы, где дышать интересно,

где нет страха, ни зрелищ, ни денег.

Мы такого там неба намесим!–

и за словом в карман не полезем:

в глубине голубиной для смеха

в планах века таится прореха,

где живое живым не помеха.

февр.2005

Художник

Суровой правдой полон океан,

как очи – тайной своего рожденья.

Скрипят веков смолистые ступени –

идёт по трапу твёрдо капитан.

И «плыть, не плыть» вопроса нет, когда

мерцают звёзды и смеются дети,

и на щеках солёная вода –

и слышит сердце пульс тысячелетий

и совести простые указанья.

И лечит душу полнота незнанья.

дек.2006

Встреча

Трудов твоих не принимает время ­ –

упорно одиночество, как вол.

Но с каждым вздохом тяжелея,

ты слышишь, дальний рокот волн,

как набухает эхом он?

Себя перерастает семя.

И давит грудь накопленное счастье.

Доверие свершится днём обычным –

каким-то чудом, в одночасье:

взойдут стихи, вошедшие в привычку…

Мы сохраним и в гробовом молчанье

о встрече нашей луч воспоминанья.

янв. 2007