Рассылка «Перекличка вестников», выпуск № 712
Зимой День морозно-золотистый Сети тонкие расставил, А в дали, пурпурно-мглистой, Кто-то медь ковал и плавил. Кто-то золотом сусальным Облепил кресты и крыши. Тихий ветер дымам дальним Приказал завиться выше… К сизым кольцам взоры вскинем! Мир печалью светлой болен… Стынет в небе, ярко-синем, Строй прозрачных колоколен. 1906 | Петербург Мне чудится в Рождественское утро мой лёгкий, мой воздушный Петербург… Я странствую по набережной… Солнце взошло туманной розой. Пухлым слоем снег тянется по выпуклым перилам. И рысаки под сетками цветными проносятся, как сказочные птицы; а вдалеке, за ширью снежной, тают в лазури сизой розовые струи над кровлями: как призрак золотистый, мерцает крепость (в полдень бухнет пушка: сперва дымок, потом раскат звенящий); и на снегу зелёной бирюзою горят квадраты вырезанных льдин. Приземистый вагончик тёмно-синий, пером скользя по проволоке тонкой, через Неву пушистую по рельсам игрушечным бежит себе, а рядом расчищенная искрится дорожка меж ёлочек, повоткнутых в сугробы: бывало, сядешь в кресло на сосновых полозьях, – парень в желтых рукавицах за спинку хвать, – и вот по голубому гудящему ледку толкает, крепко отбрасывая ноги, косо ставя ножи коньков, верёвкой кое-как прикрученные к валенкам, тупые, такие же, как в пушкинские зимы… Я странствую по городу родному, по улицам таинственно-широким, гляжу с мостов на белые каналы, на пристани и рыбные садки. Катки, катки, – на Мойке, на Фонтанке, в юсуповском серебряном раю: кто учится, смешно раскинув руки, кто плавные описывает дуги, – и бегуны в рейтузах шерстяных гоняются по кругу, перегнувшись, сжав за спиной футляр от этих длинных коньков своих, сверкающих как бритвы, по звучному лоснящемуся льду. А в городском саду – моём любимом – между Невой и дымчатым собором, сияющие, лёгкие виденья сквозных ветвей склоняются над снегом, над будками, над каменным верблюдом Пржевальского, над скованным бассейном, – и дети с гор катаются, гремят, ложась ничком на бархатные санки. Я помню всё: Сенат охряный, тумбы и цепи их чугунные вокруг седой скалы, откуда рвётся в небо крутой восторг зеленоватой бронзы. А там, вдали, над сетью серебристой, над кружевами дивными деревьев – там величаво плавает в лазури морозом очарованный Исакий: воздушный луч на куполе туманном, подёрнутые инеем колонны… Мой девственный, мой призрачный!.. Навеки в душе моей, как чудо, сохранится твой лёгкий лик, твой воздух несравненный, твои сады, и дали, и каналы, твоя зима, высокая, как сон о стройности нездешней… Ты растаял, ты отлетел, а я влачу виденья в иных краях, – на площадях зеркальных, на палубах скользящих… Трудно мне… Но иногда во сне я слышу звуки далёкие, я слышу, как в раю о Петербурге Пушкин ясноглазый беседует с другим поэтом, поздно пришедшим в мир и скорбно отошедшим, любившим город свой непостижимый рыдающей и реющей любовью. И слышу я, как Пушкин вспоминает все мелочи крылатые, оттенки и отзвуки: "Я помню, – говорит, – летучий снег, и Летний Сад, и лепет Олениной… Я помню, как, женатый, я возвращался с медленных балов в карете дребезжащей по Мильонной, и радуги по стёклам проходили, но, веришь ли, всего живее помню тот лёгкий мост, где встретил я Данзаса в январский день, пред самою дуэлью…" 1923 |
Выпуски близкие по теме: 29, 31, 152, 160, 171, 337, 521, 525, 875, 1103, 1261