Обсудить с автором в интерактивной части портала
Ярослав Таран в Сборной Замка
Ярослав Таран
На берегу
поэма собаки
И мы вместе придём, нас нельзя разлучить!
А. Фет
Начитавшись Фета, сижу на берегу
реки просёлочной с моей собакой,
другом дорогим. Дождик набежал; но вскоре
река, перебурлив, из буро-серой
обратилась взору небесной глубины –
её земным текучим отраженьем.
Солнца луч играет в зелёно-синих водах
с деревьями прибрежными, кустами,
камышами…
Облачные кружева стихов
тебя находят сами, душу окликая
по имени; без слов, на время растворившись
в заводях памяти белыми строфами…
Дымок далёкий. Его запах древний…
Как тут не позвонить тебе? Не рассказать
о том, что вот сидим на берегу мы,
поминая Фета; что дождь уже прошёл,
и так нам хорошо втроём на свете!
Как не спросить тебя: а что там в Замке
нашем приключилось, Воздушном, без меня?..
Как тут не выпить водочки и, закурив,
не рассуждать о времени протоках,
в которых мы, встречаясь, продолжаем жизнь…
_____________
Назад тому уж четверть века будет,
как я впервые сердцем испытал
смирение
животное…
Само же слово пришло потом.
Тогда я думал: это было счастье,
гармония, покой…
_____________
Не так давно нам
чудом показалась бы возможность
из лесу говорить по телефону
или
построить наяву Воздушный Замок,
где люди смогут узнавать друг друга
и слова событиями быть.
Тогда иначе чувствовались письма:
на бумаге
выведенных слов рукой любимой
ты, перечитывая, долго-долго ждёшь...
Другое время, нет ему возврата.
_____________
Миша Воротков в лес позвал меня с собою.
В лесу же мало кто угнаться мог за мной,
а молодость самоуверенна. (Быть может,
то была проверка? Ни до, ни после – мы в лес
с ним больше не ходили.)
Я ребёнком
на полпути почувствовал себя;
а через двадцать километров по болоту,
не знаю, чувствовал ли что я, кроме
желания рюкзак оставить, прекратить движенье.
Не помню, как остановились мы;
как Миша разбивал палатку, разводил костёр;
как мы поужинали, как он спать ушёл.
В памяти угла
не нашлось для тех деталей.
Зато часы ночные у костра, в уединенье
мной пережитые тогда, навечно стали
родником,
радостью исполненным,
к которому годами возвращаюсь я,
перебирая
его прозрачные живительные струны.
В тончайших переливах сохранила память
ту ночь. Тяжёлых сосен строй на берегу
болота. Тени,
танцующие в сполохах огня. Луна,
плывущая над кронами, и звёзды –
в тёмном океане…
Всё это внешнее.
Одежды красоты мы можем описать, найдя
чудесные и точные сравненья, – звуками,
полутонами слов. Сама же красота
была во мне, как и вовне, едина.
Тысячами форм –
вмиг вбирая сосны в свой
великий танец –
ты вся струилась сквозь меня.
Крайняя усталость речь разума глушила.
Так без сна, в изнеможении встретил я рассвет.
Обратный путь мне дался легче. (Или
Воротков взял дорогу ближе?)
Говорили
мы много о шумах, о случае…
А впрочем,
разговоры о козыревском времени
вносили строй извечно в наши встречи;
увы, нечастые всё больше…
Смысл один
шёл дорогой в Замок; но я во сне её лишь знал:
десяток с лишним лет лежал тогда меж нами.
Я что-то рассказал о пережитом ночью,
назвав её и встречу с ней «гармонией»…
А Миша, над ручьём склонившийся (вот эту
я часть пути домой отчётливее помню),
с причудливо взъерошенной коряги – мне
ответил так:
«Загнать себя необходимо,
чтобы стать в лесу – как животное, усталость
звериную принять всем существом своим,
телом и душой всю тяжесть борьбы за жизнь их
прочувствовать – тогда откроется…»
_____________
Нередко
ту же аритмию телесной и душевной сути
в себе ловил я после этого похода:
намучавшись с горбатым рюкзаком, с корзиной,
целою грибов, посреди болота лечь на кочку
и смотреть на небо…
Во мне подобное единство
приоткрывалось мирочувствию не раз.
Вполне ж
я смог его познать лишь в деревенской бане,
через десять лет.
Напарившись до умопомрачения,
водой холодною облиться или
окунуться в снег…
На крыльце присесть – и яблони,
берёзы, звёзды, дым, Венера, тишь, парящая
над крышею Луна – все сквозь тебя они текут,
твоё тебе почти не служит тело…
Вот и слово
пришло теперь – смирение.
И не природа
протекает – через – тебя, но «я» быть центром
перестало – и в общем танце позабыв себя,
нашло своё и место и признанье.
_____________
Трещат в печи поленья –
а разум не трещит…
В свой адрес мечет стрелы
он позже,
но не в силах себя он изменить:
ему молчанье в тягость…
Разум,
не принуждённый к мирной тишине на равных,
себя лишь слышит и разрозненные звуки
в живом многоголосье хора.
Разлагая
всё сущее на части, ум наш, из единого
потока выпавший, в тоске бессмертной множит
им создаваемые средства связи.
Мы не можем
уже представить быт без интернета, телефонов,
как не могли жить древние без храмов и мистерий.
Но чем доступнее нам способ обменяться словом,
тем власть его слабей и жизнь короче.
Вширь
разлившийся поток письма мельчает.
От невозможности себя раздать
талант сжимается, дичает – и судьба
чудовищно петляет, словно та коряга,
с которой, над ручьём лесным склоняясь,
меня учил смирению без страха и упрёка
Воротков.
_____________
Да, в испытании на лёгкость форм и слов есть благо –
призыв к труду и одиночеству без мзды и права
на надежду: племя младое, незнакомое
о нас вспомянет…
Нет.
И как читать в смартфоне Фета?
А главное – зачем?
Зачем изнемогать тебе
в классических размерах – исчерпав запас и сил,
и знаний, чтобы выйти вдруг на ритм другой,
неявный и неброский – твой, единственный…
Не проще ли строчить по первому лекалу
или вкривь и вкось,
как деревья в лесу растут?
Деревья – так, но лес живёт иначе! Чтобы
его увидеть, труд преподнести лесному духу
должно прежде в дар.
Вот поэма, в летний вечер
она на берегу сложилась вмиг, но сколько
долгих лет вросли –
корневищами своими –
в состав текучий сей…
Техническим созданьям
долю человека урезать не под силу,
видит Бог!
_____________
Облегченье ноши – вот разума фетиш!
Завет пути, что мы зовём «прогрессом».
Человека он отличает от собаки
и Бога.
На Земле ж нет груза злее,
чем предательство;
изощрённей схем, хитрей,
чем строит разум – в жажде груз тот страшный
скинуть с плеч бескрылых…
Душа же, лишь встречаясь
с тем существом, в котором изначально
места нет предательству, –
свободу полную
вкушает –
ничего на свете ей не страшно!
Она чиста.
И память прошлой боли меркнет
в заводях глаз твоих, грустных и дружеских…
_____________
Будьте как дети! Бог не предатель.
Разум безбожен. Творец аморален:
Ему костыли не нужны.
И люди не звери – не стали богами,
но верят они в облегчение ноши…
Разум им в помощь!
_____________
Предательство в быту такая ж неизбежность,
как на войне убийство. А комфорт, успех –
двуликий идол полых дней – плодит предателей
функциональнее страстей былых времён…
_____________
Со мною рядом ты, мой бессловесный друг –
поэма родилась на берегу
речушки Тосна. Вечереет. Нам пора домой.
Шесть километров нам идти сквозь лес…
Но как же ошибается, кто ищет в вечность
путей, проторенных другими! Мы
отравлены дыханьем века своего –
надлежит весь путь его нам пройти до края
топкого болота – там сможем о душе вздохнуть
в изнеможении…
Не потому ли алкоголь
душе так сладок, что дарует ей минуты,
свободные от разума? За лёгкость
достиженья цели платить приходится
обратным восхожденьем?..
_____________
Отсветы ответов
в речушке каждой и в очах собаки – там,
где любим мы друг друга,
помним Фета…
Почему же не позвонить тебе опять?
Не рассказать,
что лето здесь особенное с нами?.. Вот
и сосна лежит.
август 2020