Сергей Сычёв

Иду за ней

Она говорит, что мы знакомы с ней тысячу лет.  Врёт, конечно. Женщины склонны преуменьшать всё, что касается их возраста.

Мы познакомились на триста лет раньше. Это было в самом начале реконкисты в одной из астурийских деревушек.

Наше ополчение тогда только что вышло из долины Кавадонга, разгромив там отряд арабов-завоевателей. Мы были измотаны сражением, но всё равно опьянены нашей первой победой. Я увидел её во внутреннем дворике постоялого двора, где она развешивала бельё.

Она была необыкновенно красива. Я не смог бы описать её красоту известными мне словами, как ни пытался бы сделать это.  Так что, даже не просите. Просто напрягите своё воображение, стегните его плетью по взмыленному крупу, и пусть оно понесёт вас в романтические выси, в небесные дали. Возможно, что где-то там, среди райских кущей, среди сонмов обалдело орущих от непрестанно льющихся на их спины и головы потоков бесконечного счастья небесных созданий, вам удастся разглядеть нечто похожее на её лик. Но даже и этот увиденный вами второпях образ не сможет передать вам всей силы её божественной красоты.

Она была божественно красива.

Она улыбнулась мне и попросила сыграть на флейтах.

– Я не умею играть на флейтах.  И флейты у меня нет ни одной, – смущённо ответил я ей, улыбнувшись в ответ.

– Ты играй и не переживай ни о чём. Я умею это.

Поправив окровавленную повязку на голове, я заиграл сразу на трёх флейтах.

Умела играть она превосходно.

Весь наш маленький дворик удивительно быстро наполнился чарующими звуками музыки, которая, вырвавшись из тесных стен на простор деревенских улиц, превращала воздух этих улиц в праздник.

Забыв про ноющие раны и усталость, мои товарищи, как дети, радовались этому празднику.

Она радовалась вместе с ними и вместе со мной.

Так продолжалось семь дней.

Вскоре моего господина выбрали королём Астурии, и дела позвали меня в дорогу. Но даже и там, вдалеке, я не переставал ощущать её присутствие.

Прохладный ветер по ночам приносил мне запах её волос. Горный ручей нашёптывал мне её имя. Мерцание звёзд ткало в ночном небе её облик.

С наступлением зимы она пропала.

Нарушив клятву верности своему господину, я сел на коня и отправился на её поиски.

Утратившие праздничный вид, а вместе с ним и приветливость, люди в той деревне сказали мне, что её изгнали как колдунью, напустившую на окрестные поля злые чары.

Я ничего не сказал этим людям и отправился дальше. Лишь бросил рассеянный взгляд на окрестные поля. Их заснеженная поверхность не сказала мне ничего о присутствии злых чар. Может, тут было дело в зиме?..

* * *

Я поймал её след на юго-западе королевства франков спустя долгих семь месяцев безуспешных поисков.

Встречавшиеся мне путники говорили, что она ходила по городам и танцевала на площадях, собирая там скудное подаяние.

Я ничего не смыслю в танце, но верю людям, говорившим, что за всю историю Гаскони, Наварры и Прованса они не видели более красивого танца.

И ещё говорили они, что в этом танце была скрыта пляска дьявола. Волной людских проклятий, ругательств и зависти эта пляска гнала её всё дальше и дальше...

Из города в город я неутомимо шёл по её следу.

Мой путь привёл меня к воротам Генуи, когда виноградники на склонах холмов совсем опустели.

Здесь мне рассказали о некоей деве, которая удивительно точно предсказывала события и явления.

Я спросил, где её найти.

Довольные собой генуэзцы ответили мне:

– Мы изгнали её с хохотом и позором за вздор, который она предрекла однажды.

– Что же это за вздор? – спросил я.

– Она предрекла нам, будто настанет время, когда уроженец Генуи, отправившись в далёкое плавание на трёх утлых судёнышках, откроет полмира, – гордо ответили они мне.

– Но ведь может оказаться и так… – неосторожно возразил я.

За эти слова меня тоже прогнали за городские ворота, обидно кинув мне вслед:

– Невежда! Невозможно открыть то, что давным-давно открыто! Уж не собирается ли он открывать берега Понта Евксинского или дикого Альбиона?!!

Я не стал возражать. Я ничего не смыслил в географии.

Сицилийские купцы, повстречавшиеся мне у подножья Везувия, поведали мне о той, кто лечила болезни прикосновением ладони.

Я спросил их, где же мне её найти.

Пытаясь скрыть своё смущение, мудрые сицилийские купцы советовали мне искать её в гареме багдадского халифа.

Я отправился дальше, лишь спросив их без всякой злости на прощание:

– За что вы её туда продали?

– Люди перестали болеть. Какой в этом прок? Здоровый человек обретает надежду, а надежда не может быть достоянием каждого, – беззастенчиво честно отвечали мне продавцы надежды.

Слуги багдадского халифа хотели повесить меня на городских воротах как паршивую неверную собаку, но халиф был милостив ко мне.

Одарив халатом и накормив, он усадил меня напротив себя и обратился в слух, желая узнать, какая причина привела меня на столь явную погибель.

Я рассказал ему, что иду за ней.

Лукаво улыбнувшись, халиф сказал мне:

– Я знал, что ты придёшь. Она много говорила мне о тебе.

– Ты отпустишь нас? – наивно вопрошал его я.

– Нет, – ласково отвечал мне халиф.

Я так же наивно спросил его – почему?

– Я не терплю, когда в моём дворце говорят о ком-то, кроме меня. Я подарил её моему шурину, нубийскому царю. И тебя я тоже ему подарю.

Халиф хлопнул холёными руками в ладоши, будто взмахнул двумя крылами. Бесшумно появившиеся стражники взяли меня под руки и отвели в темницу.

У нубийского царя я оказался спустя год.

Но это был уже не шурин халифа, а его сын. Старый царь скончался в военном походе за два месяца до моего прибытия от никому неизвестной болезни.

Новый царь милостиво отправил всех женщин старого царя следом за своим господином.

Её путь тоже пролёг туда.

– Что же мне делать с тобой? – на секунду задумался новый нубийский царь и в тот же день скормил меня львам…

* * *

– Эй, лучник! В честь коронации короля наш добрый герцог Кентский дарует вам бочку эля. Помоги!

Это кричит мне ключник герцога. Лучник – это я. Я – лучник его королевского величества английского короля Генриха II, коронация которого назначена на это воскресенье.

Я помогаю людям ключника вкатить бочку эля в повозку, запряженную парой мулов, и заинтересованно смотрю на него. Король недавно прибыл из Франции, и я жду оттуда вестей.

Ключник наклоняется к моему уху.

– Королевский паж, мой кузен, говорил мне вчера, что слышал во Франции о некоей деве, которая в Лионе ткала ковры с узорами невероятной красоты, вплетая в их орнамент радугу.

С этими его словами я понял, что завтра на рассвете королевская рать лишится одного из своих лучших лучников.

…Лион бурлил страстями. В харчевнях города говорили: завтра на городской площади сожгут ведьму, которая ткала колдовские ковры, призывая в помощники для этого все силы тьмы. Знающие люди говорили, будто стоит только человеку лечь на такой, неземной красоты ковёр, и душа этого человека  навсегда попадёт в лапы дьявола.

Я ничего не понимал в коврах и кознях тёмных сил, поэтому ночью, перебив охрану замковой темницы и выкрав ключи от неё, я проник в замковое подземелье.

В самом дальнем углу я нашёл одинокую деву, которая от ужаса перед ожидавшими её впереди мучениями тихо сошла с ума.

Это была не она.

Дева улыбалась мне и протягивала засохший цветок маргаритки.

Я пытался спросить деву о той, которую искал, но она лишь тянула мне цветок и бессмысленно повторяла своим мелодичным голоском одно и то же, заглядывая полными доброты глазами в мои уставшие глаза:

– Ступая тихо, не разлить воды… Ступая тихо, не разлить воды…

Я ничего не понимал в иносказаниях, поэтому отпустил её с миром и пошёл своей дорогой.

Я услышал, как нищий старец у городских ворот вещал двум серым крысам:

– Обрекли на смерть невинную деву, дабы толпу потешить. А той, которая причиной смуты стала, давно уже и след на мостовой остыл.

Я кинул старику монету и отправился в ночь.

Ночной ветер указал мне путь на восток.

В Константинополе от странствующих бенедиктинских монахов услышал я о той, что успокаивала своим пением бурлящее море.

Я спросил их, где она.

– Отбыла с императорским посольством в киевские земли посмотреть на колыбель трёх братских народов.

Я поспешил следом.

– Ты не знаешь, о каких народах она говорила? – спросили мне вслед монахи.

Я ничего не понимал в народах и лишь пожал плечами.

В киевских землях царили междоусобные распри. Города пылали один за другим.

Там я услышал о той, что вошла в горящую избу и остановила коня на скаку.

– Где она? – спросил я у проходившего мимо пьяного беспорточного скомороха.

– На кукушкиной опушке у вонючего ручья, в покосившейся избушке лежит девушка ничья, – скороговоркой ответил мне скоморох, отхлебнул из жбана вонючей браги и похабно оскалился.

Второй опыт прикосновения к иносказаниям принёс свои плоды. Я понял, что путь мой лежит в ростовские земли.

В ростовских землях набирал силу молодой князь Юрий Владимирович.

Здесь никто не слышал о ней, но её дух незримо витал в этом воздухе, и я остался.

Княжеская суздальская дружина пополнилась новым ратником по прозванию «немец Иоанн».

Вскоре судьба возвела князя Юрия на киевский престол, где он и окончил свои дни. Вместе с князем окончила свои дни и его суздальская дружина, живо перебитая киевлянами.

Умирая, я чувствовал, что она где-то рядом и тоже страдает, но так и не увидел её.

* * *

Китайским монахом я шёл за ней в тибетских горах, на далёких малайских островах и в казахских степях и окончил свои дни от руки монгольского всадника где-то под Бухарой.

Индейским воином я шел за ней от океана к океану, чтобы погибнуть от пули ирландского пионера…

Эскимосским китобоем я прошёл за ней все острова северного моря и сгинул в пучине вод, влекомый её голосом…

Я был солдатом конвента…

… лапландским оленеводом…

… турецким янычаром…

… рязанским лапотным мужиком...

Сколько раз я был близок к ней. Сколько раз я умирал, почти ощутив её прикосновение…

Ну вот, объявили мой рейс на Ванкувер. Жаль расставаться с таким приятным собеседником, но мне пора.

Она говорит, что мы знакомы с ней тысячу лет.  Врёт, конечно. Женщины склонны преуменьшать всё, что касается их возраста.

Мы познакомились на триста лет раньше…