Bместо эпилога
– Каюсь в отречение от последнего российского императора!
– Господи-и-и поми-и-и-луй!
– Каюсь в безбожие и атеизме, – продолжает глухой, с надрывом, баритон отца Мелхиседека.
И опять хор тянет:
– Господи-и-и поми-и-луй!
На заднем плане заунывно играет синтезатор.
Звонит телефон. Как раз в тот момент, когда отец Мелхиседек совсем глухим голосом, как бы стесняясь, произносит:
– Каюсь в услаждение блудными помыслами, каюсь в женопоклонничестве, в поклонение нечестивому престолу блудницы вавилонской.
– Господи-и поми-и-луй!..
Приглушив звук магнитофона, снимаю трубку:
– Аллё.
На том конце провода, сквозь хрипы и равномерный космический свист звучит голос отца Ивана. Как с другой планеты. Ушам своим не верю!
– Аллё! Аллё! Братишка, ты меня слышишь?
– Да слышу, слышу! Иван, ты что ли?
– Я! Слушай, приезжай ко мне на приход. Если не занят… Или ты в Москву опять? Да, кстати, людей Розы Мира нашел?
– Нет, не нашел, – вздыхаю я. – И в Москву не еду.
– Так давай ко мне на приход! Не пожалеешь, честное слово, – не унимается Иван.
Вот заладил – приход, приход, какой ещё приход? Не наркомановский же, церковный что ли…
– Погоди. Ничего не понимаю. Какой приход? Куда приезжать?
– Ах, да, ты же не в курсе, прости, – произносит Иван и в этот момент в трубке исчезает космический свист и почти пропадают хрипы.
– Вадик, я полноценным попом стал, – бьёт прямо в лоб Иван. – Я теперь русский поп отец Иван, батюшка. Полноценный батюшка Русской Православной Церкви Московского Патриархата.
– Ничего себе, вот это новость! – выдыхаю я. А сам с удивлением обнаруживаю, что почему-то совсем не удивлён.
– Как ты в Московский Патриархат перешел! Когда?! – спрашиваю больше для приличия.
– Братишка, долгая история, не по телефону.
– Но ты так бухал! – не унимаюсь я, – ну, когда мы последний раз виделись. Вместе, правда, бухали. Но ты был тогда, как не в себе. Помнишь хоть? Помнишь, как ты Цеппелину по физиономии заехал за то, что он сказал – Бога нет. А как ты собаку генерала Макашова изображал, помнишь? Мы же тогда так бухали. Тебе голову топором пробили, помнишь? Ты же на приходе своём подрался, помнишь? Приход твой к греко-католикам собирался присоединяться. А ты упёрся, мол, не хочу быть инопланетянином на своей родной земле. Отродясь на Юге Украины греко-католиков не было. Только зачем ты во время драки «Аллах акбар» вместо «Господи помилуй» кричал? «Бандеровцы» на тебя, за этот «Аллах акбар» епископу твоему «филаретовскому» настучали. Помнишь? Он тебя запретил.
– Да, всё так, – смеётся отец Иван на том конце провода. Между тем, исчезают и хрипы. Связь становится отличной.
– Погоди, – продолжаю я, – это ещё не всё. Понимаешь, я тогда не воспринял, всерьёз твоё предложение. Во-первых, не верилось до конца, что ты перейдёшь в Московский Патриархат. Да ещё так быстро. Во-вторых, я ещё не терял надежду, последнею надежду найти в столице «Розу Мира». И в-третьих: на каком фоне всё это звучало. Ну, идея твоего перехода в каноническую церковь. Идея втянуть меня сразу во внутреннею жизнь Церкви. А? На каком, блин, фоне. Я то, потрезвее был. А ты себя-то хоть помнишь? Пьяное чудо ползает по полу, не может встать. Агентом Жириновского меня назвал, засланным, якобы, «неньку Украину» разваливать. А после «русского берега», что ты молол? Я, мол, член жидовской мафии. Скоро вас, русских, здесь не останется. Мы вас всех с Украины повыведем. Короче, простите меня батюшка, но я всерьёз твоё предложение помочь тебе по службе не воспринял. А после генерала Макашова и жидовской мафии я даже на тебя обиделся. Думал, друга потерял. Думал, ты теперь не раньше, чем через год после такого падения оправишься.
– Прости, брат! – Кричит в трубку отец Иван. – Прости! Каюсь! Честное слово! Помню всё, как в тумане. Со мной просто чудовищное беснование было. Тут и мои наследственные, родовые бесы. И легион с «бандеровского» села. Ну, теперь всё нормально. Полная реабилитация. Я тогда, как только очнулся, пошёл сдаваться к каноническому епископу. Ну и пришлось опять всё сначала проходить. Сначала послушание на стройке, потом в алтаре прислуживал. Потом заново рукополагали. А сейчас, тоже в качестве послушания, заткнули в отдалённейшую дыру под названием Ягорлыцкий Кут. Как бы в командировку. Я буду без семьи. Сам. Тут надо в одном селе приход открыть. Опередить «филаретовцев». Церковь прямо в клубе будет. А жить будем в общежитии. Как комсомольцы на Амуре. Короче…ты едешь? Да, или нет?
…Еду ли я, не еду ли я…
– Погоди, дай минуту подумать.
– Вадик, ум здесь не поможет, что сердце говорит? Ладно, думай, но недолго. Жду.
Сижу с телефонной трубкой в руке, как контуженный.
На магнитофонной записи синтезатор продолжает тянуть свою заунывную мелодию, сестра Серафима поет томным густым голосом:
– …Я умираю от любви, к Тебе Иисусе. Моя безумная любовь, Иисусе-Агнец…
Внутри меня нет чувств, нет мыслей. Одно только огромное ощущение: никуда не денусь, поеду. Поеду, хотя бы потому, что ничего другого в этой жизни у меня нет. Никому я больше не нужен. А так, хоть поеду, помогу, чем смогу. Только чем я могу помочь, представляю смутно.
– …Я умираю от любви, к тебе Иисусе…
Опять тонкое, едва уловимое ощущение некой потаенной двери внутри себя. Недавно с новой силой это чувство пережил. Двери…
Да, такие двери сторожат границы нашего мира. И такая же дверь есть внутри каждого из нас. И кто знает, может быть предложение старого друга станет способом открыть эту дверь?!
– …Моя безумная любовь, Иисусе-Агнец…
Так что я ещё думаю?! Еду!
– Хорошо, – бросаю я в трубку, – а ехать когда?
– Прекрасно! Замечательно! – кричит на том конце провода Иван, точнее, отец Иван. – А ехать… чем раньше, тем лучше. Слушай, я сейчас в интересной дыре, под названием Ягорлыцкий Кут. Это как бы мое первое церковное послушание. Ну, как командировка. Естественно, я без жены. Сам. Тут надо в одном селе приход открыть. Опередить «филаретовцев». Церковь прямо в клубе будет. А жить будем в общежитии. Как комсомольцы на Амуре. В общем, романтика.
– Хорошо. И как в твой Кут добраться?
– Слушай, выезжай завтра же утром!
– Хорошо.
– Записывай, как добраться…
Ого, забрался – думаю я, записывая маршрут:
Самый юго-восток области, Ягорлыцкий район… Вокруг не паханная степь, заповедник… Рядом море, Ягорлыцкий залив… Скифские курганы… село Красный Кут, аж сто двадцать километров от районного центра.
– …Будешь учить самое, что ни на есть каноническое, православное богослужение, – продолжает отец Иван. – Всё на церковнославянском. Наша задача, брат, подготовиться к Пасхе. И отслужить. В общем, деятельность наша будет миссионерская. Приезжай, на всю жизнь не пожалеешь.
***
Над западным горизонтом неподвижно стоит белая зубчатая гряда облаков. Облака очень напоминают величественные, нездешние горы, что парят в небесах, не касаясь горизонта. Между горизонтом и «подножиями» облаков легкая серая дымка.
А может это и не облака? Может так просвечивают в мир наш небесные горы прекрасной земли Олирны?
Больше на небе ни облачка. Только неподвижная белая зубчатая гряда облаков над западным горизонтом.
На душе светлая грусть – легкая, воздушная грусть, мысли ни о чем.
Утро 12-го марта. Такое же солнечное, как и три год назад. В день отъезда в Москву.
Иллюзии прошли. Прав мой московский знакомый Ярослав, единственный мой московский знакомый, который любил «Розу Мира».
Ярослав говорил, что всечеловеческое братство, «Роза Мира», при данном мироустройстве невозможно. Оно невозможно при тотальном господстве денег, хищничестве, разврате под маской либерализма. Строить то, о чем так мечтал Андреев, в таких условиях – все равно, что пытаться на телеге запряженной лошадьми достичь луны.
И отец Иван, получается, прав! А я с ним так во время последней нашей встречи спорил. Я тогда ещё верил, что найду людей «Розы Мира». А Иван говорил мне, что «Роза Мира» начнется только тогда, когда с нас старческий песок посыплется. И никак не раньше…
За окном автобуса бескрайние голые поля Новороссии. Лесопосадки с прозрачными, без листвы, деревьями. Сухая прошлогодняя трава по обочинам дороги.
Вдали показались развалины какого-то предприятия, или фермы – полуобрушенные, сюрреалистические строения, словно обломанные гнилые зубы на теле земли. Нахлынули воспоминания…
После ухода из «богородичного монастыря» я жил какое-то время на «Калужской». По тому самому адресу, что мне дал Георгий. Действительно, в квартире не было мебели, но стояли, правда, двухъярусные армейские кровати. Откуда они там взялись – я не знаю. На кроватях возлежали братья. К моему удивлению – это были всё те же «богородичники». Правда, очень «неидейные». Я отнёс их к «около-богородичному» кругу. Братья не молились, курили, пили пиво. Иногда, не чаще раза в неделю, ходили на «богородичную» литургию в Д.К. «Серп и молот». Но чаще бегали по всевозможным оккультным организациям, которых в Москве пруд пруди. Количество живущих со мной колебалось от пяти до десяти. Народ уезжал, приезжал, снова уезжал. Работали все грузчиками по вызову.
Полтора года я учился в академии, пока она не перестала существовать (как и многие другие проекты «богородичников»). Сменил я с пяток квартир, пережил дефолт, нищету, крушение своей главной иллюзии по поводу людей «Розы Мира», отчаяние, а потом тупое безразличие спивающегося полу-бомжа. Да, мои поиски «людей Розы Мира» не увенчались успехами. Конец всем моим надеждам наступил осенью прошлого года.
Гуляя по Замоскворечью, я случайно наткнулся на маленький книжный магазинчик, в подвале старинного трёхэтажного дома. Зашёл и к радости своей увидел полное собрание сочинений Даниила Андреева вперемежку со статьями и воспоминаниями его жены Аллы Андреевой.
Прочитав несколько интервью с Аллой Андреевой, я пришёл в отчаянье. Жена, хранительница «Розы Мира», умоляла всех кто любит Даниила Андреева ничего не создавать. Не надо никаких обществ, всё это оккультизм, не имеющий к духовному наследию Даниила никакого отношения. Автор «Розы Мира» был человеком православным. Это она подчёркивала особо. И просила всех, кто любит творчество Даниила Андреева, не создавать никаких обществ и кружков.
Как же так, как же ничего не создавать! – в отчаянье подумал я. – Как же «Роза Мира» начнется, если ничего не создавать?! И это говорит самый близкий к Даниилу Андрееву человек. Вот почему ничего нет! «Роза Мира» отменяется!
Я почувствовал, как пол уходит из-под ног. Как в тумане выбрался на улицу. По дороге наступил на гигантского черного таракана. Они, как оказалось, в изобилии ползали по полу и книжным стеллажам. Насекомое мерзко хрустнуло под моей ногой, вместе с этим мерзким хрустом умерла моя последняя надежда.
Я вернулся из Москвы мертвым человеком. Никто и не заметил, как я вернулся. Да и некому было замечать. Наше духовное братство, наше АДС, распалось без следа. Как распалось прежде рок-н-ролльное братство.
Иван был не известно где (теперь, конечно, известно). Кутерьма внезапно обнаружил, что он еврей, и стремительно эмигрировал в Израиль. Гарсон женился, стал примерным семьянином. Ни трава, ни эзотерика, ни старые знакомые его больше не интересуют. Витамин так и пропал бесследно в Москве. Всех разбросало безжалостным ветром времени, всех засосало сизое болото обыденной жизни. Я остался один, как те руины посреди поля.
До вчерашнего дня я был мертвым человеком. По инерции ходил на работу, ел, пил, что-то говорил, смотрел телевизор. И вот роковой звонок. Я чувствую, как в меня вливаются новые силы.
Я не знаю, чем буду заниматься на приходе у отца Ивана. Но я верю – конец ветрам моей головы…
В неподвижной гряде облаков внезапно открылся просвет, озаренный ослепительными белыми лучами. Как будто открылась та самая, небесная, потаенная дверь.
Это знак – подумал я. И он прочитан, еду.
21июля 2006 г. - 12 сентября 2012 г. Николаев