ПИСЬМО ДОМОЙ
поэма тоски

А в небе танцует золото –

Приказывает мне петь.

Мандельштам

Лес облетевший, осень, стон

безмолвия стеклянного;

покинутость; тоска.

Над миром, детски-спящим, разлилась

и вольно дышит синь,

ледяная и невинная:

грех – спит.

_____

Тоску, тоску ли мне хулить?

О нет! Тоска,

как чуткий собеседник, увела

от мыслей, вслух произнесённых, страх –

туда: в чертоги родового зла –

назад и вниз.

И лист,

в бреду исписанный, узнал

насилу в зеркале стиха

моё вчерашнее лицо...

Тоска

так облачно-ранима и стройна,

скалисто-северна, строга,

беззлобна и смела

(боится лишь трёхмерной высоты

и глубины). Она

ведь женщина: беспомощно-сильна.

И грязь, и укоризны мира

отрясла

с одежд своих.

Немые соль и снег черны,

тоска – бела!

Тоска правдива.

_____

"Страшнее страшного – любить,

где встречи суженых

искажены,

где братья

обезвоздушены,

разделены..." –

нашёптывает осень мне

соблазн последний –

крикнуть: Хватит!

Соблазн – сказать: Пора.

Бежать!

от наземь брошенного сердца,

сгоревшего в несбыточных мечтах.

Домой бежать – как сны,

что будоражат память.

_____

Соблазн – красив. Но жест,

веками повторяемый, уже

невыносимо мрачен!

Жест – постыл.

Не дай мне, мир, сойти в почёт,

живую душу сказок в вещь,

в произведенье!

превращающий, шипя.

Не дай мне Бог такой упадок струн...

Но – чу! Как будто – дуновенье?

_____

И так сладок,

нов, высок тот ветерок!–

что чудится: дыхание богов

колышется над нами – и река

поэзии из берегов

земных выходит... –

и словно вздох – осеннюю траву

ласкает северное лето,

маленькое лето,

ускользающее из-под ног...

Так нестерпимо сложно,

ярко, в море красок

захлебнувшись, утопая в небе,

меркнет день лесной, осенний...

Сей музыкальный символ

человеческого счастья.

И жизнь –

вновь целомудренна, легка,

как этот первый снег,

как этот синий ветерок,

и твой, и мой,

игрушечный и настоящий.

Так, кажется, воркуют голуби...

И белоснежной тенью

невозможной Красоты,

под тихий лепет нянечки-судьбы,

тревожит зрячий слух поэта

добрая лучинка,

чуткий фитилёк,

узнанного слова

медовая слезинка

и пчёлка в сотах сна –

живой восторг

свечи горящей –

лунная и вольная тоска.

Соблазн осенний, волчий, спящий...

Сладок, сладок смерти ветерок!

_____

Но, вдребезги разбив

зеркальное окно,

Дар Слова жжёт мой сон:

приказывает ждать мне –

удваивает Срок.

В забвении ночном

душа находит сок

и правду будущих веков –

и оживает память

непройденых стихов.

Хрустящую бумагу

былого рвёт Судьба

напополам:

налево – хлам

обид и стыд и боль утрат;

направо – кнут

злорадного суда.

Откинув эти – лишние куски,

стоит Она над омутом своим...

И звёздно-снежный пух тоски

взмывает и кружится над столом.

И ловит белым ртом,

и замирая, пьёт

летящей музыки

высокое дыханье

моя голодная тетрадь...

_____

Но строки эти – только

от Слова тень глухая:

условный звон, условная стезя,

улыбка виноватая; в тумане

попытка различить следы

Поэзии Единой: слух –

а не случай – пишет на Земле

Её Свободные Скрижали.

Проснувшийся во мне

далёким зовом, чистым сном,

весёлым родником,

затерянным в лесу, костром,

мерцающим в пути ночном,

Поэт, прости

мою тугую человечью муть:

непонятых Имён и строк

несбывшихся утерянную суть;

омой

глаза мои живительной тоской;

очисти душу русским языком!

_____

Как эта ночь молчит!

И как она прозрачна и проточна!

Воочию кровоточит

ткачиха-жизнь бессонной ночью...

Со дна очей всплывает память:

дрожащая слеза напоминает пламя –

и, нежно по лицу души скользя,

сознания растапливает лёд,

и жалит больно; каплет воск

ума, прозревшего в молчанье...

И вдруг – накат – прорыв –

безгрешная волна:

в разъятый, беззащитный мозг

вторгается стихия Языка!

В висок – как молния –

вонзается гармонии змея...

И внемля громовому шёпоту

неумолимой совести,

кричит, диктует

красный рот в бреду

почти бессвязные стихи.

Рука влюблённая

сливается в словесном поцелуе

с бумагой целомудренной...

В объятьях огненных щемящего стыда

рождается строфа – дитя

восторженной тоски,

пронзительных молитв.

А в небе радостном – рождается звезда.

_____

В сей мир, где счастья нет,

приходим мы работать,–

промолвили горящие уста...

Как встреча с суженой моей

в распахнутую вечность

надеждой-птичкой сорвалась

минувшею весной,

так строки эти – только тень от тени,

лишь слабый отзвук сна, лишь пена

Иных Морей, лишь след

неясный в памяти от Слова

Простившего измену

несчастного Петра.

Лети же, тень больная,

в крови чернил сурова,

в любви как смерть проста.

Пока земные строки

живым не лягут словом

к подножию Креста –

пой!

Сквозь омуты и сроки

лети, мой стих, Домой.

1994, 1999