Пунктик седьмой
головокружение бумажных сумалётиков:
лирические выси и сатирические хляби
Не важно о чём писать, важно – чем.
Сашандрей Чёрнобелкин
Да уведёт меня кривая чёрных дум из дома жёлтых мух! Когда же лезешь по шаткой пожарной лестнице, лучше смотреть вверх...
Кстати, продолжим наши занятья! А почему вдруг – кстати? Потому что – к месту. А места бывают, как стихи, разные. Есть смысл – а есть “здравый смысл”: всё, поправился. Как Дон Кихот. Перед смертью.
А вы, антисемизеры, сидите там, в зоопарке своём, и гремите лбом об железные прутья. Водил бы и я детей на вас. Рассказывал бы сказки. (Умею и люблю.) Детки бы подросли, что нормально. Простили б нам быль и выпустили всех! И стало бы мне хорошо.
А пока – либо-либо: прокурор Прокруст и адвокат Алкоголь. Слово и дело. (Встать!!!) Огонь и суд. Агония рассудка… (Кого несут?) И хрен с ним. (Едкий корешок! съедобный.) Не оберётесь побед! (И ваша жизнь – тавтология.)
Убедил? Правильно! Никого ни в чём убедить нельзя. Я помню, ещё на гражданке подобные пробы приводили лицо утром в ванную… Как холодно нынче ночью под тряпочкой. И ужин был пуст. А с плачущим чревом я всегда сплю неоднозначно! (Озноб.)
Но, так как будущее невидимо для некоторых людей, на которых не указывают пальцем в приличном обществе, хватит со мной церемониться! Да, человек разумный, делимся мы, не бей инвалида, с тобой на два вида: “человек читающий” и “человек считающий”. Да, хватит очковтирательства! Выше тебя – белый лист океанов безумия, ниже – сумасшествия жижа и сажа. (Не пойми меня в лоб, как ты любишь.) Свет и мрак, перемешиваясь в голове, образуют серое вещество. Я видел зеркало лиц нормальных во сне! Я знаю, что есть у каждого сдвиг – эдакий ящичек выдвижной: только найди его, ткни – и ОНО вылезет. И будет диагнозом вашим наречено. И будет, как мне, не позволено всё! И всё можно притом. И всё простится, что ты пережил…1
Читать поэзию нельзя! Её можно лишь перечитывать. Там, где между кроватями тьма ума и хочется есть; там, где пишутся диссертации,– там дешёвого выхода нет! (Говорю вам как пациент.)
Полюбуйтесь на чудо: упёрся в дверь, а где она? Так и вцепился глазами, так и ест, надулся, потемнел... Сейчас точно заговорит! Я его знаю: мой гордосошедший сосед, не пожелавший ехать в морг общественным транспортом; оштрафованный, ссаженный, заюшка с забинтованным ртом, мешавшим трястись по ухабам в борьбе за счастье завтрашнего дня. Да, раскаявшийся математик, это – как мухи на лобовом стекле – отклики в белых халатах. Зачем ты уставился? Писателей не видел с огоньком? (Завтрак не скоро.)
Внимание-внимание! Я, и.о. (пэрэсэтэ!) растущего рассвета.
БУДЬ СКАЗАНО – ВНЕМЛИ. (Тебе небесполезно это.)
Бойся лампочек круглых! Нас не постичь им свысока. Послушай моряка, филолог, зарой свои буквы в матрас: к нам скачет на цыпочках беленький схемонос, я его в щёлку – меж век: два косяка пишем, дверь в уме; о тебе не говорю; а сыч коридорит исподтишка! замордованный автопортретами вдрызг, замурованный в жизненной безопасности, душещипательный кандидат в доктора и для каждого волеизлияния затычка. Не лезь из кожи наобум – он порвёт. Молчи! Таись: ОНО близится! отсекая очками тот свет... где читает нас кто-то доверчиво.
Вас предупреждал вечный гость, и.о. (пэрэсэтэ!) последнего ответа.
Я не шучу. Спасибо. Можно сесть.
Время, пошло ты!.. нервный тик-так. Ну и рожа у него стеклянная... психолог.
Так говорил грустно... Хотя никто не вставал, я прозу всю съел. На этот раз – опять понарошку. (Обошлось.) Мозг заглянул, зевнул; не увидел ничего главного; хлопнул меня по лбу, мигнул и убежал. Очень самодовольный очкарик. Ну его! и иже с ним нижепрописавшихся.
Тень на стекле!! Занавеска колышется!!! Бумага кончается...2
Гляжу на себя и вижу: мой тихий друг, чьё душеброжение обозвано зло “горячей побелкой” (это я оригинальничаю). На личном деле – “бледной гордячкой”, конечно.3 Но надежда теплится: он остынет и почернеет, лишившись диагноза. Это же синтетический трипсих!4 А кругом – ни бычка. Самое здесь мучительное – это многолетние привычки и разорванные привязанности. Вот он, зыбучий ужас коллектива! Всё брошу! Что ещё остаётся? во второй натуре…
Как ни странно, завтра снова весна. Если стану жить, санитаров прощаю. Всех. Пусть помнят меня, обезьяны!.. Что делать? Выхода нет. А выходить нужно. Будем терпеть. (Умею и ценю.) Не лгу, клянусь языком! Имею адекватный вкус и приличную тягу в уме, который, как стихи, бывает только двух видов. Тема для взрывной статьи! Но я ленив писать. И вам не советую. Здесь и без вас пусто. (Истинного поэта не возьмёшь на мякине времени, слава!)
Претендуя на прожиточный минимум, я жив противоядием смеха.
1 А никто и не пёр из твоей тумбочки! Сам и ищи теперь свою прозу.
2 Волосы медленно опускаются.
3 Как меня утомили твои выкрутасы!
4 Теперь понятно.