1. В музее

Перед входом в музейный дворик сидели на корточках двое: молодой любитель шансона и его подруга. Любитель был лыс и флегматичен, а мадам, безобразно раскорячившая тощие ноги в разодранных и залатанных фабричным образом джинсах, нервозно зыркала по сторонам. На мгновение Бородецкий поймал на себе её нехороший взгляд.

«М-да… «На кортах»… Всё-таки наши козлы-пропагандоны не так уж неправы, описывая Рашку. Представители низших слоёв населения ещё более карикатурны, нежели в нашей мега-Польше «от можа до можа». Что с Россией сделали…», – думал Баратэску, проходя во дворик археологического музея.

Именно тут обладатель фотокопии дневника Академика Н. назначил ему встречу.

«Прямо Штирлиц», продолжал размышлять Бородецкий. «Впрочем, его понять можно. На встречу могли запросто прийти чекисты: хоть местные, хоть зарубежные. Или агенты частных контор: хоть местных контор, хоть транснациональных. Всё нормально. Сообщил, что узнает меня. Ладно, посмотрим, что там за дневник…»

Навстречу Бородецкому подошёл некий человек в респираторе и с бейджиком на лацкане. Остановился на социальной дистанции. Или подошёл ближе?

«Нет, просто у них соц.дистанция не шесть футов, а полтора метра», опытным глазом инженера определил Баратэску. «Думаю, это ещё не он».

Действительно, это был не обладатель дневника, а просто сотрудник музея.

– Добро пожаловать в Археологический музей нашего края. Собрание музея продолжает впечатлять своим богатством: вниманию посетителей представлено более двухсот тысяч экспонатов. Некоторые подборки действительно уникальны. Вниманию представлены как постоянные, так и дополнительные, временные отделы, а также тематические выставки. На базе музея действует реставрационная мастерская. Восстановленные исторические реликвии неизменно вызывают интерес и обычных туристов, и профессиональных археологов.

Сотрудник приумолк, видимо, выясняя, кто перед ним: археолог или …так, обычный турист?

– Хотя во время Великой Отечественной сотрудники героически пытались спасти музейные материалы, при эвакуации погибла значительная часть коллекции и вся документация.

«Про это я в курсе. Намекает на что-то или так, стандартный полив?»

Баратэску помалкивал и доброжелательно рассматривал ковидную маску тамады.

– Цены на билеты демократичны, но на выставку драгоценностей потребуется дополнительный билет. «Золотую кладовую» нельзя посещать самостоятельно – только группой в сопровождении экскурсовода. Команды могут формироваться из туристов-одиночек, но при этом нужно ждать, пока наберется нужное количество посетителей.

– Нет, благодарю Вас. Драгоценности меня не интересуют.

Служитель вздохнул и продолжил:

– Некоторое время часть экспозиции музея располагалась и в Александро-Невской церкви, расположенной рядом. Но после распада Советского Союза храм отобрала община верующих. Не обеспечив музей должной компенсацией утраченных площадей.

Тут уж Баратэску не смог отказать себе в удовольствии аккуратно поддеть человека, который в его сознании стал воплощением обновлённой версии «гомо-советикуса».

– А когда власть трудящихся отбирала у общины верующих храм под музей, она …м-мм …обеспечила общину  …«должной компенсацией утраченных площадей»?

Служитель музея передёрнул плечами и решил, что разговор окончен.

– В кассе Вас подключат к электронному аудиогиду. Всего доброго.

«Нет, вряд ли это тот человек. Ну, что ж. Поиграем дальше».

Баратэску брезгливо проскочил мимо всяких интерактивных стендов, подальше от пропаганды и голограмм, поближе к черепкам и черепам.

Его внимание привлёк «длинный» череп и фрагменты скелета исполина.

Аудиогид получил данные о локации посетителя, и Бородецкий услышал:

«Шестая глава Книги Бытия – в Синодальном переводе – повествует нам буквально следующее: «Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь [Бог]: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками [сими], потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди».

Кто такие исполины, именуемые также нефилимами? Как они появились? Действительно ли существа нематериального мира имеют возможность интимного контакта с женщинами, в результате чего те могли рожать новых сущностей – не ангелов, не бесов, не людей, а нефилимов? То есть исполинов, гигантов?»

Бородецкий впервые видел кости исполина. Фотографий-то насмотрелся не один десяток, но к изображениям веры было мало, тем более, что, судя по виденным им ранее снимкам, нефилимы были чуть ли не шестиметрового роста. Во что верилось с трудом. А тут был скелет человека, чей рост не превышал и трёх метров. Вполне приемлемо для Голиафа. Впрочем, Голиаф был не нефилимом, а рефаимом.

На стенде красовались картинки гигантов, сделанные в различных уголках планеты. Наряду со ставшими хрестоматийными шумерскими изображениями пришельцев с «Красного Солнца», тут были и рисунки великанов-индейцев, обучающих неким премудростям предков ольмеков да тольтеков. Тут же были копии газет почти вековой давности, повествующие о том, как на территории в юго-восточной части Турции, в долине Евфрата, в ходе проведения дорожных работ были обнаружены захоронения, в одном из которых нашли берцовую кость длиной 120 см.

Рядом раздался скрип старого паркета. Баратэску аккуратно приобернулся. Нет, это был не тот, кого он ожидал. К витрине с останками подходил молодой человек, на левом ухе которого флагом капитуляции перед блюстителями карантинных мер болталась одноразовая маска. Очков безопасности не было совсем, но зато были допотопные очки в пластмассовой оправе.

– Ну, конечно! Кинохроники нет. Нет, и не предвидится обнаружения оной в архивах! «Железные» доказательства. Прямо фотошопы с НЛО!

Баратэску улыбнулся. Но обернувшийся к нему молодой «ботаник» не мог заметить ни улыбки, ни даже доброжелательности в глазах незнакомца,  ибо улыбка была упрятана под респиратором, а взгляд – противоэпидемическими очками.

«А ведь то, что в России зло совлекло с себя маску элегантного эпикурейства, и явило свою харю, – не так уж и плохо. Во всяком случае: всё на своих местах. Без нашей тёплой грязи и этих наших игр в культуру. Есть тут и отморозки, похлеще витринных уродов с Американских Побережий. Но есть и те, в ком искру Божию ни одна тварь, типа меня, не смогла погасить….»

Баратэску ещё раз взглянул на кости.

«Да засекретили, небось, наши чекисты из Ми-6, придёт время, достанут из архивов ещё и не то».

Уж он-то не сомневался в том, что гиганты существовали, как бы ни отмахивались от самого факта их существования строгие блюстители догматов и канонов религиозной конфессии под названием «Эволюционная теория».

Другое дело, его, как и прочих коллег, волновал вопрос: кто они были такие и откуда взялись?

Вновь включил звукового экскурсовода.

«Один из древнейших святых отцов Христианства, святой мученик Иустин Философ так описывает эти допотопные события: «Бог вверил попечение о людях и о всём поднебесном поставленным на это ангелам. Но ангелы преступили свое назначение: они впали в совокупление с женами и родили сынов, так называемых демонов. Затем, наконец, поработили себе человеческий род, частично посредством волшебных писаний, частично посредством страхов и мучений, которые они приносили людям, а частию через научение их жертвоприношениям, курениям и возлияниям, в коих сами падшие ангелы возымели горделивую нужду. Они посеяли между людьми убийства, войны, любодеяния, распутство и вообще всякое зло». В результате, люди подчинились демонам, называя их богами, и давали им такие имена, какие кто из демонов сам себе избрал». 

Услышанное так раздосадовало Бородецкого, что он выключил игрушку-погремушку и стал нетерпеливо и яростно вращать головой в поисках дедули с вожделенными фотокопиями дневника.

В том же самом зале, возле макета ацтекской пирамиды стоял пожилой человек в тёмно-синем старомодном плаще и головном уборе, напоминающем скуфейку русского батюшки.

Исполненный духом харизмы обличения Бородецкий решительно зашагал к этому человеку.

– Послушайте, уважаемый! Вот ответьте мне – как учёный учёному: кто в этом музее вообще занимается подготовкой текстов для аудиогида?

Незнакомец в плаще и скуфейке не сразу понял, что эта тирада адресована к нему, но, тем не менее, на голос рефлекторно обернулся.

– Вы не находите, что если кто-то собирается реконструировать миф, то неплохо было бы этому кому-то соблюдать элементарные законы логики!

Незнакомец не подавал никаких признаков готовности оппонировать эмоциональному бородачу, но Баратэску это не смущало. Он был раздосадован уже не на шутку. Мало того, что его раздражало отсутствие человека, назначившего ему свидание в музее, так к этому добавилось ещё и вопиющее отсутствие логики в той части лекции на допотопную тему, которую ему угораздило услышать.

– О каком таком грехопадении ангелов с земными женщинами может идти речь, если все ангелы, которые были склонны ко грехопадению, уже давно грехопали! Вместе с Денницей! И было это задолго до появления потомства Адама и Евы. Если уж автор текста решил оперировать библейской матрицей. А все эти басни про инкубов и суккубов, вы меня извините за интимные подробности – это всё совершенно из другой оперы!

Посетитель в плаще позабыл уже и про пирамиду ацтеков, и про прочие экспонаты и начал движение задним ходом – подальше от импульсивного гуманитария.

Баратэску совсем растерялся.

Мало того, что дед, похоже, чего-то испугался и не вышел на встречу, так ещё и посетители музея оказываются какими-то совсем слабенькими полемистами.

Плюнув на дискуссии, он уселся в углу на широкую лавку, которую некогда занимали сотрудницы, позволяющие себе посидеть в зале в перерывах между экскурсиями. Уселся, и, недовольный всем на свете, включая себя самого, стал ждать.

«Подожду ещё 10 минут, и отваливаю!»

Бородецкий сам себе не нравился. Волновался, совершал нелепые действия, как будто он не прожженный пиарщик, а закомплексованный папаша, чей сын-подросток начинает выделывать фортеля, и теперь ему, горе-папаше приходится подобострастничать перед своим недозрелым оборзевшим чадом.

«Да всё я делаю правильно. Пошумел, типа, в пустоту, зато дал сигнал тому, кто наблюдает за мной. Поглядывает, послушивает и решает: стоит ли ему со мной связываться? Или же я просто очередной провокатор? Так что всё нормально».

2. Дневники. «Психократия»

Архивы музея погибли в огне Великой Отечественной. Город дважды переходил из рук в руки. Коллекцию «длинных черепов» немцы вывезли ещё поздней осенью 1941-го, когда город впервые был захвачен нацистами. Документацию вывезти не успели, а уже к Новому, 1942-му, году советские десантники выбили немецкий гарнизон. Царил небывалый энтузиазм, ведь казалось, что немцы с румынами выбиты и безвозвратно откатываются прочь, на запад. Но десант был разгромлен, не успевшие эвакуироваться красноармейцы продолжили борьбу, скрываясь в Аджимушкайских каменоломнях.

И было, разумеется, не до музея.

Архив жгли, но кое-какие бумаги в огонь не попали.

Работник музея, которому политработник, уничтоживший архивы, велел жечь «весь этот троцкизм», сжёг далеко не всё.

Он помнил, что ещё десять лет назад труды Русских Космистов считались вовсе не контрреволюционным буржуазно-реакционными лженауками, а чем-то совсем иным, лишённым обидных ярлыков.

Но прошлое малопредсказуемо, следовательно, столь же малопредсказуемо и будущее. Как человек, знающий цену конспектам, молодой работник музея решил, что подчистую предавать огню «весь этот троцкизм» он не станет. Нет, «Переписку Троцкого с Каутским» он, конечно же, отправил в костёр. А вот дневники космистов – не столь известных их единомышленников Вернадского, Циолковского, Фёдорова – решил припрятать. Тетради были спрятаны в тайнике одной из стен армянского монастыря, точнее, пансионата для больных туберкулёзом, который находился в стенах этого монастыря.

Когда война в третий раз вернулась в этот край, стены монастыря были разрушены и почти все бумаги, утаиваемые среди камней, сгорели. Но кое-что сохранилось. Не сгорела и не истлела тетрадь, на титульном листе которой было начертано строгим чертёжным шрифтом: «ПСИХОКРАТИЯ».

На третьей странице тетради были обозначены основные тезисы этой концепции:

«Истинно религиозным деянием должны стать усилия, направленные на овладевание способностями регуляции процессов во Вселенной, ибо свобода без власти над природою и без управления ею – то же самое, что освобождение крестьян без земли».

«Всепланетное самодержавие является хранителем единства всего человеческого рода, последнего гаранта, способного быть воплощением той общественно-политической силы, которая защитит культуру, основанную на идеалах патриархально-родового быта. Самодержавие сможет использовать свою неограниченную силу для того, чтобы обеспечить решение вопросов, требующих полной концентрации сил, направленных на решение задачи планетарно-космического регулятивного процесса».

«Антииндустриализм и антиурбанизм. Промышленное производство, индустриальная цивилизация являются исторически преходящей, технократически-экстремистской формой развития».

«Важную роль в упрочении интернациональных связей будут играть музеи-хранители общечеловеческой памяти. Музей следует понимать не утилитарно, но как систему учреждений, объединяющую научно-исследовательский и учебно-воспитательный центры. Основная цель деятельности: исторические и естественнонаучные исследования. Суть исторических исследований: доказательство общего происхождения всех людей и поиск причин его забвения. Суть естественнонаучных – изыскание рычагов воздействия на процессы планетарно-космического масштаба».

На кромке листа, перпендикулярно чётко написанным тезисам, струилось примечание, сделанное карандашом: «Научно-исследовательский центр являет собою систему лабораторий, обсерваторий и ботанических садов, которые в сочетании с учебно-воспитательными центрами составит своего рода Храм Духа».

Если очистить текст от богоискательского пафоса, то идея Психократии сводится к следующему. Государственный механизм создаёт и поддерживает условия, при которых люди получат возможность добровольного и осознанного эмоционального единения в неком психическом состоянии. Это единение необходимо для того, чтобы генерируемая этим «роем» сила могла направляться неким оператором в русло реализации определённых задач. Власть самодержца заключается в неограниченных полномочиях по обеспечению решения поставленных культурно-воспитательных задач, а также по удержанию подобного порядка вещей.

Для человека, на своей шкуре испытавшем «прелести» безбожного тоталитаризма, затем тоталитаризма расистского подобное утопическое «Братство, обладающее творчески-созидательным потенциалом» вполне могло показаться новой разновидностью тоталитаризма. На сей раз тоталитаризмом мистическим.

И обратиться бы этой тетради в золу и пепел, но сотрудник музея обнаружил в тетради кое-что такое, о чём он, при всей своей образованности, ранее не имел никакого понятия.

3. Встреча

На лавочку опустился человечек, снял маску, выдохнул, и повернулся к сидевшему Бородецкому, произнёс:

– А ведь Вы правы. По этой логике, которая следует из рассуждений Тертулиана, читавшего и почитавшего Иосифа Флавия, выходит так, что существует, якобы, два рода демонов. Небесные – из числа низвергнутых ещё тогда, вместе с Люцифером. И земные – родившиеся от соединения ангелов-стражей с женщинами.

– И кем же, по-Вашему, были эти гиганты?

– Для начала было бы логичным определиться с тем, кого считать «стражами», не так ли?

– Ну, пожалуй, так. Не считать же их «зелёными человечками», поставленными присматривать за кроманьонцами.

– Если отказаться от представления, навязанного нам инквизиторами от Эволюционистской религии, то окажется, что развитие человека шло не от примитивного к сложному, а ровно наоборот. Первые люди обладали куда большими возможностями, нежели мы, которые без электричества уже и пукнуть не сможем. Вот эти-то басни про то, что предок наш был таким тупеньким охотником и собирателем и привели нашего брата-скептика к мысли о том, что всё наше представление о прошлом – сплошные враки энциклопедистов, сочинивших школьные учебники по истории. А раз это всё враки, то как же тут не поверить в рептилоидов, сооружавших интересующие Вас, Евгений Баратэску, сооружения.

Итак, таинственный обладатель тетради с дневниками вышел на сцену. Кто же он такой? Обычный городской сумасшедший, которых ещё можно найти в пустынных музеях и библиотеках, либо… обладатель серьёзной информации? Быть может, эта информация – часть некой игры, где конкурирующая контора сознательно подбрасывает ложные ориентиры?

Ну, ничего. Если быть осторожным, то можно обратить во благо любую пакость.  

Баратэску незаметно включил портативный транслятор, доселе мирно почивавший в его сумке. Через несколько мгновений дополнительной автоматической подстройки аппарат начнёт записывать не только беседу, но и объёмное изображение собеседников.

Старичок, между тем, продолжил:

– Оставим миф об инопланетянах нашим новым язычникам-технократам. Вернёмся к Книге Еноха. Размышляя над тем, что напечатано в ней, мы приходим к тому, что нефилимы были плодом соединения Сифитов с Каинитками.

От Сифитов, потомства праведного Сифа, эти дети получали по наследству разнообразнейшие дары, которыми Творец щедро одарил Своих чад. Это, в первую очередь, ведение Подлинных имён всего сущего. Переводя на наш несовершенный язык механической цивилизации – способность к структурной трансформации объектов материального мира.

Каиниты были лишены этих способностей, поэтому и строили из камней и глины, вместо того, чтобы воздействовать на кристаллические решётки силой Духа. Да и силы для всех этих телекинезов у каинитов взять бело неоткуда. В отличие от сифитов, не могли они оперировать теми энергиями, которые разлиты по всему Мирозданию.

– Вы хотите сказать, что индусы со своей «праной» и равнодушием к технике… по своему духовному устроению отстоят от каинитов дальше, нежели мы?

– Да не хочу я ничего такого сказать! Тоже мне, йоги. С большой дороги. Индусы нонешние – точно такие же потомки каинитов, как и мы. Но мы сейчас не о нас, а о нефилимах. Так вот, от матерей-каиниток они получили скверный нрав. И этот скверный нрав подтолкнул их к тому, что свои сверхспособности эти дети от смешанных браков стали направлять не на то, на что нужно.

– Логично.

– Вот эти существа и начали обустраивать облик планеты на свой вкус. Появились все эти мегалитические конструкции. Над технологией строительства которых вы со своими коллегами ломаете голову.

– Ранние мегалитические конструкции лишены какого бы то ни было декора. И хотя их принято называть культовыми, выглядят они, скорее, как некие промышленные объекты.

– Какой Вы хотели бы видеть там декор? Завитушки в стиле барокко? Или модерна? Может быть, ампира? – старичок встал и возвысился над сидевшим Баратэску словно преподаватель над нерадивым студентом. – Представления о том: что такое красота в искусстве – это всё не из той сигнальной системы. По Вашему, видимо, выходит так, что мегалитические строения должны быть украшены всякими граффити типа охоты на мамонтов или какими-то там петроглифами? А раз не украшены, стало быть, это просто промзона?

– Вы так уверенно рассуждаете о допотопной цивилизации, как будто всё своими глазами видели, – Баратэску попытался было таким незамысловатым способом погасить напор собеседника.

– Я – видел. И Вы, может быть, увидите. Если я посчитаю нужным передать Вам кое-какую информацию.

Бородецкий встал с лавки.

– Тогда, для начала, здравствуйте!

– Доброго здоровьица! Кстати, выглядите Вы, действительно, значительно младше своих лет. А ведь мы с Вами – почти ровесники. Вы в молодости что слушали?

Бородецкий оценил деда. Как ещё можно проверить собеседника, выдающего себя за рождённого в ту или иную эпоху? Именно так. Книги, кино, политика – всё это не то. Человек может быть аполитичным и не помнить или даже не знать ни политиков, ни лозунгов, напечатанных на кумачах или билбордах. Книги читают далеко не все, а те, кто читают, ориентируются не на рекламные акции ПЭН-клубов, а на собственные вкусы. С фильмами тоже можно запутаться, нужно иметь определённый багаж, чтобы обладать собственным мнением на этот счёт.

Женщину можно было бы проверить вопросом о модных фасонах, которые она должна была, по идее, помнить с точностью до нескольких лет. А вот бывшего студента логичнее всего было бы проверить вопросом о музыкальных предпочтениях. Мимо музыки ни один из молодых людей, мужавших в конце ХХ века, пройти не мог. И если собеседник, прибывший сейчас сюда для обретения фотокопии тетради, не является тем, за кого он себя выдаёт, – это выяснится очень быстро.

– Простите, что Вы имеете в виду?

– Я хочу, чтобы Вы ответили мне: что за музыку Вы слушали в бытность свою студентом? Тогда я смогу вычислить время Вашей учёбы с точностью до пяти лет. Я же отлично помню то время. И если я увижу, что Вы врёте, Вы никакой копии дневников не получите.

– Послушайте, но это какая-то ерунда. Мало ли кто – что слушал. Кто-то «Утреннюю почту», кто-то – «металл», а кто-то и «Муки-Зву»…

– «Муки-Зву»? – Старичок усмехнулся. – «Муки Зву». А Вы, оказывается, юморист.

– Ну, так и Вы тоже, как и Штирлиц, назначаете встречи в музее.

– Вы знаете, кто такой Штирлиц? Хорошо, ещё один ответ засчитываем. Тогда последний вопрос: А как Вы делали джинсы-варёнки?

Бородецкий облегчённо вздохнул. Похоже, тест пройден.

– Никаких варёнок я никогда не делал. В моё время это уже считалось колхозным жлобством. Я, всё-таки, немного младше Вас, и когда бушевала перестройка, я ходил в школу и на кружок Юных Физиков, а не на тусовки.

– Отлично. Теперь вижу, что Вы – действительно тот, за кого себя выдаёте. М-да, неужели «Мёбиус» действительно разработал такие эффективные омолаживающие средства?

4. Планы на будущее

Итак, игра началась.

Каждый из участников сделки пытался встроить контрагента в свой сценарий и сделать инструментом достижения своих целей. Ни у одного, ни у второго не было никаких иллюзий по поводу сложившейся ситуации торга.

Бородецкому показалось, что старичок начинает суетиться, но это вполне могло быть отвлекающим манёвром. Впрочем, в той игре, которую затеял Баратэску, это не играло уже особой роли.

Что бы там ни было в тетради, встреча эта будет встроена в ту информационную кампанию, последние детали которой он оттачивал в своём сознании буквально в эти минуты.

Тетради, разумеется, при себе не было, но старичок показал на дисплее коммуникатора несколько фотографий Дневника, и Баратэску без лишних препирательств согласился выйти прогуляться и закончить сделку где-нибудь подальше от камер слежения.

Что бы там ни было в тетради, он предложит деду кое-какие приличные и эффективные биостимуляторы в качестве бартера и у него появится несколько часов для того, чтобы подготовиться к встрече с Херсонским. А сейчас ему нужно было несколько минут тишины, чтобы упорядочить те вдохновенные идеи, погрузившие его в то сладостное состояние эйфории, которое бывает предвестником решения давно обдумываемой задачи.

Когда Бородецкий со старичком вышли из музея, то сумрачная парочка, всё ещё дремавшая сидя на корточках, очнулась и поплелась за ними вслед.

– Поскольку я ни на секунду не сомневался, что встречу интеллигентного собеседника, то не стал искать себе некой специально вышколенной стражи. Для Вас достаточным основанием оценить мою безопасность будет лицезрение этих двух несчастных. Готовых ради дозы пойти на что угодно. Даже на конфликт с представителем зарубежного цивилизационного блока.

«Вот и хорошо», думал Баратэску. «Прекрасные колоритные типажи. Всякое лыко – в строку».

Информационная кампания по отмыванию добела чёрного кобеля «Мёбиуса» сложилась в голове пиарщика целиком и полностью.

Пока он находится тут, по ту сторону «Пластикового занавеса» уже вовсю идёт работа над двумя документальными фильмами. Точнее, фильмы будут, само собой, постановочными, но стилизованными под документалистику. Первый фильм будет сделан в духе «Тайного полёта на Луну» и «Махатм Ананэрбэ». Подобного рода продукцию нынешняя аудитория, давно уже пробившая дно невежества, воспримет с восторгом и рукоплесканиями на шоу в тоннелях реальностей.

 «Тайный полёт на Луну», исключительно стёба ради, смастерили одни евразийские шутники, а зрители – к удивлению немалого числа людей, даже продюсера – возьми, да и поверь в то, что «кровавая гэбня» реально ставила на лётчиках эксперименты, выстреливая этих комсомольцев в космос на чудовищных – в стиле стимпанка – ракетах. А после неудачи проекта лётчиков–недокосмонавтов перетравили удушающими газами. Всех второстепенных сотрудников якобы заразили сибирской язвой, а живучих пересажали в дурдома.

Но псевдодокументальное кино получило призы, и когда на ток-шоу кто-то там чего-то пытался оспаривать, смуглянка с остановившимися – цвета тонированного стекла – глазами, просто напросто демонстрировала толерантность к инакомыслию, и передавала микрофон оппонентам. Статисты хлопали в ладоши.

Теперь сотрудники «Мёбиуса» через подставную студию мастерили фильм-разоблачение про питомники клонов в ржавом поясе Демократических Штатов, причём подлинную документалистику монтировали с постановочными сценами, в которых удалось задействовать «звёзд» шоу-бизнеса.

План был прост как три копейки.

«Мёбиус» покупал призы для этой постановки, а потом организовывалось шумное разоблачение, к которому за дополнительные гонорары привлекались и актёры, задействованные в постановочных сценах.

Сразу же после этого запланированного скандала сценарий информационной кампании предполагал мероприятия по дискредитации противников клонирования. Теперь их уже выставляли не просто фальсификаторами, но также и самыми настоящими маньяками.

Маниакальность поведения иллюстрировалась документальным фильмом, сделанным на основе отснятых результатов зверских расправ над работниками подпольных питомников. Ведь эти расправы действительно имели место. В том числе и на территории Евразийской Конфедерации.

Маниакальность образа мысли противников клонирования должна была иллюстрироваться программой, материал для которой готовил Баратэску именно сейчас.

Выставить противников клонирования сумасшедшими исследователями вечных двигателей, НЛО и прочих мегалитов. Выглумить этих людей до такой степени, чтобы ни один представитель академического сообщества, ни один действующий политик не рискнул публично поддержать ничего из тех идей, которые будут приклеены к сфабрикованному фантому «противников клонирования». Ничего – из тех идей, которые будут у масс ассоциироваться с этими противниками.

И поэтому нет никакой разницы – что там будет в Дневнике. Главное – колоритные персонажи.

А если ко всему прочему в тетради ещё и будет пара-тройка толковых мыслей, так это будет дополнительный бонус для его любимой игрушки – лаборатории Starless. Bible black.