Академик И. М. Виноградов

(воспоминания А. Охоцимского)

Академик И.М. Виноградов, известный математик, был нашим соседом по даче в поселке АН СССР «Абрамцево». Нас разделял забор, через который я, будучи мальчишкой, с ним часто разговаривал. Я помню эти разговоры, начиная примерно с возраста 3-4 класса (это были 1966-1967 годы). Теперь, глядя в прошлое, я удивляюсь, почему он вообще со мной столько разговаривал. Тогда я считал себя важной персоной и исключительно образованным ребенком (мне всегда было свойственно зазнайство), и мне казалось нормальным, что академику есть о чем со мной поговорить. Собственно говоря, он был вероятно первым в моей жизни взрослым, который со мной разговаривал на равных и, как мне казалось, находил это для себя интересным. Только недавно я понял, что он был просто очень одинок.

Стиль его разговоров был весьма прост и скромен до грубоватости, начисто лишен демонстративности и желания покрасоваться. Он никогда не перебивал, не перескакивал с одной темы на другую, а добросовестно отвечал на заданный вопрос и поддерживал тему, начатую собеседником. Звучит просто, но это редкое качество, и беседовать с ним было всегда приятно.

Внешне он был неказист: маленького роста, толстый (тонкий ремешок все время перетягивал живот). Голова его была крупная, совершенно лысая, лицо круглое с маленькими глазками. Ходил он слегка ссутулившись. Говорят, что он обладал большой физической силой, но я этого не замечал.

Участок у него был более ухожен, чем наш, и его постоянно можно было увидеть в саду с тяпкой, совком или другими инструментами. Уход за цветами был также постоянной темой разговоров. Его домработница Матрена Гавриловна, неграмотная бабка, проживавшая в маленьком домике, высокомерно говорила моей бабушке: «Вот у нас это сад, а у тебя, Михайловна, так, одни дорожки». Моя бабушка также уделяла саду достаточно внимания и была несколько шокирована таким проявлением местного патриотизма Матрены Гавриловны. Её высказывание часто упоминалось при мне с назидательной целью, как пример того, как не надо высказываться в гостях.

Помню, что Иван Матвеевич хорошо просветил меня по поводу зарплаты моего отца. У нас в доме эта тема была запретной. Когда я его об этом спросил, он очень подробно объяснил все компоненты зарплаты (Институт, Университет, Академия), прикинул, сколько с этого платится налогов, партийных и профсоюзных взносов и сколько в результате остается. Мой отец «раскололся» на эту тему, только когда я был уже студентом. Результат точно совпал с оценкой Ивана Матвеевича.

Другой темой через-заборных разговоров были грибники-туристы, которые иногда перелезали из леса через заборы наших участков и выходили таким образом на «большую дорогу». Наш поселок большой и круглый, и обходить его по лесу далеко. Ивана Матвеевича они необычайно раздражали, и он постоянно жаловался, что «туристы лазают». Под влиянием только что прочитанной книжки о первобытных людях и их методах охоты на мамонтов, я предложил ему выкопать большую яму-ловушку под тем местом забора, где перелезают туристы, и снабдить ее острыми кольями, вкопанными в дно. Яму, понятное дело, надо замаскировать ветками. Он несколько опешил и ничего не ответил. Потом, под впечатлением этого разговора, он сказал моему отцу: «Андрюшка хороший хозяин будет».

Когда я переходил из 4-го в 5-й класс, нам задали на лето задание, которое, в частности, включало набор текстовых задач. Их полагалось решать через последовательность вопросов (использовать «иксы» пока не разрешалось). Несколько задач в конце списка были отмечены звездочкой и были сложнее других. Отца в этот момент не было, и я пошел советоваться к Ивану Матвеевичу. Это был первый и последний раз, когда я был у него дома. Он отнесся к заданию с полной серьезностью (как он вообще относился ко всем моим вопросам), взял учебник с задачами и сказал, что должен подумать. Через некоторое время, наверное около часа, он позвал меня и сказал, что готов. Его вид выражал облегчение и удовлетворенность; казалось, он был доволен, что все решил. Каждая задача решалась через последовательность 4-5 вопросов, которые он аккуратным почерком выписал для меня в тетрадке. В учебнике, на той же странице, где и задачи, был помещен его собственный портрет, очевидно в более молодом возрасте. Помню, что этот портрет не вызывал ни у меня, ни у него никаких эмоций.

Чтобы отвозить его на работу, приезжал большой черный «ЗИМ», что всеми рассматривалось как показатель его положения в Академии. Впоследствии «ЗИМ» был заменен на черную «Волгу». Шофер отдыхал в маленьком домике в компании домработницы. Виноградов был, возможно, единственным в поселке, кто воплотил в реальность исходное назначение «маленького домика»: служить жилищем и местом отдыха прислуги и шофера. Кроме того, Иван Матвеевич был одним из немногих, или вообще единственным, кто имел настоящего цепного пса, большую сторожевую овчарку по кличке, если не ошибаюсь, Джек, который жил в конуре и добросовестно облаивал всех проходящих. Иногда его спускали с цепи, и он бегал по участку.

Иван Матвеевич любил поселок. Он вел весьма постоянный образ жизни, проводил здесь все выходные, праздники и отпуска и занимал в течение многих лет должность председателя поселкового правления. В отличие от других жителей поселка, Иван Матвеевич довольно редко гулял по «кругам», а если и гулял, то почти всегда один. Жены и детей у него не было, он жил с сестрой Надеждой Матвеевной. Она была еще нелюдимее его, и я ее вообще никогда не видел. Ирина Борисовна Стечкина вспоминает, что он иногда приглашал её с братом Сергеем, математиком, играть в винт, сложную карточную игру двое-на-двое, требующую хорошей памяти и умения следить за всеми картами. Иван Матвеевич играл профессионально, обычно в паре с Надеждой Матвеевной, которая могла поддерживать игру на том же уровне.

Однажды с Иваном Матвеевичем случился ужасный несчастный случай. Он возился с топором и, сняв его с топорища, положил на косой верх бокового столбика забора. Эти столбики стали в то время вкапывать сбоку от первоначальных столбов забора, которые за несколько десятилетий подгнили. Эти столбики вырубались из цельного ствола дерева и прикручивались к основному столбу толстой проволокой. Верх столбиков, который находился примерно на уровне пояса, стесывали наискосок, чтобы стекала дождевая вода. На этот скошенный верх он и положил топор без топорища, а сам стоял рядом. Топор соскользнул со столбика и упал углом лезвия прямо ему на ступню. У него началось сильное кровотечение, он упал рядом с забором и долго и безуспешно звал на помощь. Его спас академический шофер, который случайно именно в это время за ним приехал. Топор перерубил несколько костей ступни, так что он долго лежал в больнице.

Я запомнил его рассказ о происхождении своей фамилии. Он говорил, что его отец учился в семинарии (он был сельским священником). Выпускникам присваивали фамилии в зависимости от успеваемости. Лучшим давали фамилии по названиям церковных праздников, как-то: Крещенский, Вознесенский, Рождественский Преображенский, Успенский, Богоявленский, Сретенский, Введенский, Благовещенский, Воздвиженский. Те, кто учился хуже, получали менее торжественные фамилии. Помню, что были фамилии по названиям цветов: Гиацинтов, Розов. Фруктово-ягодная категория, к которой относилась и его фамилия, была самой низшей.

О политике и серьезных вещах он говорил редко. Помню только, что как-то раз, в связи с успехами проекта «Аполлон», он сказал, что это все потому, что Пеньковский продал американцам план, как надо лететь на Луну, который придумал Королев еще в 50-е годы. Это звучало для меня как откровение, потому что говорить открыто про Пеньковского стали гораздо позже. По убеждениям Иван Матвеевич был, в сегодняшних терминах, патриот-государственник. В партию он никогда не вступал. Среди старшего поколения академиков, к которому он принадлежал, это считалось не вполне приличным. Моя мать, Софья Александровна Охоцимская, вспоминает, что он как-то сказал ей про тогдашнего президента Академии Наук М. В. Келдыша: «Я его спрашиваю: Келдыш, зачем ты в партию вступил? А он мне: так надо, Иван Матвеевич, так надо …» Потом он добавил: «Зато я свободен». Впрочем, М. В. Келдыша он считал своим учеником и гордился его успехами. Моя мать также вспоминает, что во время Пасхи он регулярно слушал передачу православной пасхальной службы по «Голосу Америки».

В коротком новогоднем напутствии молодежи, опубликованном в газете «Неделя» в конце 70-х, он желал молодежи успехов на службе Отечеству, не упоминая про партию или коммунизм. Я запомнил, что он употребил именно слово «Отечество» вместо более политкорректной в советское время «Родины». Мой отец, Дмитрий Евгеньевич Охоцимский, часто вспоминал, что сказал ему Иван Матвеевич в связи с получением им премии им. Чаплыгина, которой награждались молодые ученые за работы в области механики. Мой отец работал в отделе у М. В. Келдыша и занимался космонавтикой, однако сам отдел был административно подчинен Математическому Институту, которым руководил Иван Матвеевич. Он сказал ему примерно следующее: «Ты за званиями и премиями не гонись, давай работай, и все само придет». Отец очень любил эту простую мудрость, которая для него, очевидно, осуществилась на практике. Я также поначалу пытался рассматривать её как руководство к действию, однако постепенно до меня дошло, что в тогдашней «застойной» реальности эта формула вряд ли применима.