Вокруг по-прежнему была Сумрачная земля. Но стало немного светлее и теплее. Все чаще попадалась живая растительность – низкорослая и пожухлая жесткая трава. По расчетам Белодрева, мы уже должны были пересечь границу сумрака и входить в лес. Однако сумрак все не кончался, и Белодрев начинал немного беспокоиться.
Впереди, словно призраки во мгле, показались кривые и приземистые деревья, совершенно голые и сухие – целый лес мертвых деревьев! От этого зрелища в сердце снова вернулась тоска. Стражи перестали петь и остановились.
– Дыхание темной земли добралось и до леса, – вздохнул Белодрев. – Теперь я вижу, что наши браться были убиты здесь не просто так… Идемте. Этим деревьям мы ничем уже не поможем. А вот если Василия не остановим, боюсь, здесь все будет такое.
– Ну, батюшка, ну натворили Вы дел, – тихо сказал Капитан.
Двинулись дальше. Не прошли и пяти минут, как в глаза нам ударил луч солнца. Мы, наконец, покинули темную завесу. Солнце тут же скрылось за тучу, но это была настоящая туча, на настоящем небе. Вздох облегчения и восторга вырвался у людей и стражей. И сразу заметно потеплело. Пришлось скинуть свитер. Ласковый, теплый ветерок приветствовал мое тело.
Мертвые деревья кончились. Но живые – в основном это были невысокие и кривые ели с соснами – выглядели неважно, хвоя зеленовато-бурыми пучками свисала с наполовину оголенных ветвей.
Клен, Брат и Пестрый кинулись к деревьям (сработал инстинкт «лесного народа»). Они трогали шершавые стволы руками, прижимались к стволам лицом и внимательно слушали их «внутреннюю жизнь», ощупывали почву вокруг деревьев и снова прижимались к деревьям лицом.
Клен обратился к Белодреву:
– Этим деревьям еще можно помочь.
Белодрев задумался:
– Останься с Братом, – сказал он Клену. – Куда мы идем, ты знаешь. Пестрый пусть идет с нами. Эти места по-прежнему небезопасны. А после гибели наших братьев, небезопасны вдвойне. Не забывайте про народ земли и их топоры.
Пестрый с неохотой оторвался от дерева и подошел к нам.
– Да, постарайтесь придти до захода солнца, – Белодрев махнул рукой в сторону запада, – солнце скоро сядет, постарайтесь вернуться.
Оставив Брата с Кленом помогать деревьям, мы пошли дальше. Местность плавно понижалась, хвойные деревья очень скоро кончились. На их место пришел настоящий Брошенный лес. С трудом поспевая за стражами, мы пробирались через нагромождение каких-то кустов, сквозь молодую поросль акаций, кленов, тополей, чего-то еще.
Стражи искренне радовались буйству молодой зелени, действительно здесь все было бурным, зеленым и задорным. Молодая жизнь цеплялась за штаны, рукава, волосы, обвивалась, не пускала. Несмотря на усталость, на душе было радостно, а стражи так и вовсе ликовали:
– Хороша молодая поросль, друзья-человеки, – восклицал Белодрев. Ему вторил Пестрый:
– Никаким силам тьмы не уничтожить новую жизнь, деревья снова и снова завоюют свое пространство. Ибо так и должен выглядеть Брошенный лес.
– Почему Брошенный? – поинтересовался отец Иван.
Белодрев объяснил, что после того как человеки поставили на холмах, за лесом, станцию (станцию ПВО – уточнил Капитан), стражи вынуждены были покинуть это место, из-за сильного излучения. За лесом перестали следить, и поэтому он стал брошенным. Последнее, что удалось в этом лесу народу стражей, это вырастить сосны и ели. Эти деревья хорошо сопротивляются тьме. Жалко, что половина, если не больше, погибла. А посадили их сразу же, как духи с кургана накинули на степь свою сумрачную сеть. Случилось же это после того, как человеки, по наущению темных, взорвали шатер Кон-Аз-у...
– Храм в Алексеевке, – пояснил Капитан и добавил, – видите, как все в мире взаимосвязано…
Прошли еще немного, и дорогу нам преградили высоченные заросли осоки и камыша. Запахло стоячей водой, сыростью.
– Пришли, – сказал Белодрев.
Мы поднялись на небольшой пригорок. Спустились в ложбинку, что плавно уходила в заросли осоки. В ложбине было сухо, безветренно и совсем не ощущался запах болота. Вокруг зеленела свежая трава, а в самом центре, из-под большого, гладко оттесанного камня, бил родник c чистейшей прозрачной водой.
Вокруг родника образовалось крохотное, но глубокое озерцо, берега которого были обложены мелкой и ровной галькой. Часть родника стекала в болотце, часть по небольшой и, кажется, рукотворной канавке уходила прямо в лес. Не говоря ни слова, мы быстро скинули рюкзаки и тщательно умылись холодной родниковой водой, смыли с себя всю нечистоту Сумрачной земли.
– Да, друзья-человеки, это исток реки, – сказал Белодрев, – река была практически мертва, все воды уходили в болото. Но ей вернули жизнь два наших брата. Когда человеки покинули станцию и станция перестала посылать свои смертоносные лучи, эти два брата стали навещать Брошенный лес.
– Это те, которых убили гномы? – спросил Капитан.
– Да, – ответил Пестрый.
– Располагайтесь, – сказал нам Белодрев. – Здесь мы остановимся на ночь. Надо хорошо отдохнуть.
– А здесь не опасно? – спросил я.
– Теперь, после ухода наших братьев за море, нет. К тому же мы будем здесь не одни. Взгляните.
Белодрев махнул рукой в противоположную от болотца сторону. Сразу за ложбиной начиналась небольшая поляна. На краю поляны, где-то в полусотне метров от нас, возвышалось огромное, величественное дерево со странными темно-бардовыми листьями. Дерево не было очень уж высоким (я мысленно сравнил его высоту с Серебряным Деревом; пожалуй, оно как раз бы достало до нижних ветвей), но было необычайно раскидистым, будто хотело охватить ветвями весь Брошенный лес.
– Идемте, познакомимся ближе, – предложил нам Белодрев, после того как мы омылись.
Мы встали и вышли из ложбины на поляну. Я обратил внимание, что дерево растет отдельно от всех деревьев и на небольшом пригорке. Как-то сразу стало понятно, что это непростое дерево, а как бы глава всего Брошенного леса, его центр. Мне захотелось назвать его Царь-Деревом.
У Царь-Дерева был толстенный, в несколько обхватов, морщинистый ствол, прямой, как колона. В стволе, да и во всем дереве, не было трухлявости, кривизны, дыр – дерево, несмотря на свой почтенный возраст, выглядело еще довольно крепким.
– Царь-дерево! – не удержался я.
– Пусть будет Царь-дерево, – согласился с мной Белодрев, но добавил, – только подлинное Царь-дерево – это Кон-Аз –у...
– Вот как, – оживился отец Иван, – очень интересно.
– Помните, при нашей первой встрече я сказал вам, что мы тоже знаем и почитаем Кон-Аз-у…, только по-другому, не как вы. Так вот, один из главных образов, которым Он нам открылся, это Золотое Царь-Дерево. Дерево, что удерживает все созданное, и из которого все созданное произошло.
– Логично, – сказал Капитан, – так для вас Он и должен открыться, вы же с деревьями связаны.
– Да, главный образ: Царь-Дерево. Это как в вашей песне: В Начале было Слово. Так и у нас, – в голосе Белодрева появились торжественные нотки, – в начале было и есть великое Царь-Дерево, которое вечно произрастает от Истока. Исток же, это есть Аз-А-у…, но о Нем нельзя сказать что-либо определенное.
– Исток? – переспросил Капитан, – это тот, что мы видели с холма и в сторону которого идем? А как же тогда быть со словами Клена, под шатром? Он сказал, что в центре Млечного Пути царство Аз-А-у...
– Верно, – ответил Белодрев, – но это царство не является самим Аз-А-у…, хотя и его средоточие. Так же и Исток, что мы видели, не является в полном смысле самим Аз-А-у…, даже если сам Аз-А-у… и является Истоком. Почему? Потому что, как я и сказал, о Нем нельзя произнести что-либо определенное.
– А в нашей самой главной песне поется, – гордо заявил я, – видевший Меня видел и Отца. Это сказал нам сам Воскресший. Так что мы, христиане, знаем Бога. Не в смысле, конечно, что Его постигли (Он, естественно, непостижим), а в смысле, что можем познать Отца через Сына.
– Песня эта нам известна, – задумчиво сказал Белодрев. – Мы бы очень хотели иметь понимание этой песни от вас. Но пока не получили. А почему? Вот такой вопрос: если вы, действительно, знаете Того, о Котором ничего нельзя сказать, то почему же вы продолжаете совершать столько зла?
Простейший вопрос почему-то застал меня врасплох. Я бессильно качнул руками. Дело спас отец Иван:
– Белодрев, – мягко сказал он, – поверь, это самая большая загадка нашего народа.
– Простите, – вздохнул Белодрев, – не хотел обидеть. И не будем обижать Царь-Дерево. Друзья-человеки, подойдите ближе, поздоровайтесь.
Я коснулся рукою шершавого ствола, он был теплый и, кажется, гудел от избытка внутренних сил. Смутное чувство некой величественной огромности заполнило мое сердце. И тут же я отметил про себя, что дерево это, в отличие от деревьев в мире стражей, находится как бы в полусне. Возможно, так оно защищается от соседства тьмы.
– Царь-Дерево наблюдает за тропинками в Брошенном лесе, – сообщил нам Белодрев. – И, конечно же, знает о перемещении рабов отца Василия. Нам надо поговорить с ним. Это займет некоторое время. Царь-Дерево медлителен.
Белодрев и Пестрый опустились прямо на землю и, повернувшись спиной к стволу дерева, прикрыли глаза. Мы вернулись к роднику.
– А здорово тебя Белодрев отделал своим вопросом, – сказал отец Иван.
– Почему меня? – возмутился я. – Кажется, речь шла о всех христианах.
Повисло молчание. Отец Иван задумчиво смотрел на прозрачные воды родника. И вдруг спросил:
– Что вы обо всем этом думаете?
– О чем? – сказал я.
– Ну, вообще.
– Не понял?
– У тебя, Дима, нет такого ощущения, – медленно произнес отец Иван, – что все, что было до того, как мы с Брамой столкнулись – сон. Нет, я понимаю, конечно, что не сон. Я помню о семье, и еще вчера, когда мы вошли в Сумрачную землю, сердце едва не разорвалось от тоски и страха из-за всех этих проблем со служением и епископом. Естественно, и сейчас я помню обо всем этом… но, такое чувство навязчивое, будто мне все это снилось, вся моя прежняя жизнь со своими проблемами, и вот теперь только я начал пробуждаться.
– Представляешь, – ответил я, – и у меня похожее ощущение.
– Это нормальный процесс, – встрял Капитан. – У меня тоже так поначалу было. Возможно, психика защищается от потока новой необычной информации. Включается в поток, не анализируя его, а все прежнее переводит в сон. Иначе ведь с ума сойти можно. Смотрите. Только третий день нашего пребывания в зоне Брамы заканчивается. А столько уже всего перевидали. И прекрасный мир стражей и тьму Сумрачной земли.
– Хочу сразу предупредить; по возвращении с зоны Брамы, как только включитесь в привычный круг жизни, будет с точностью до наоборот – пребывание здесь покажется сном. Многие детали, к сожалению, тут же сотрутся из памяти. То же, наверное, защита.
Надо будет сразу записать все, что видел, – подумал я. – Жалко, если все забуду.
– Да, очень много новых ощущений, – отец Иван все так же меланхолично смотрел в родник. – И кто скажет, что это от лукавого. Я только сейчас понял страшную реальность сил тьмы. Со стыдом, вам, как друзьям, признаюсь: я, поп, страшно недооценивал реальность сил зла. Дима не даст соврать.
– Теперь, батюшка, важно не переоценить, – сказал Капитан, – что б как с отцом Василием не вышло.
– Да, иеромонах Василий, – вздохнул отец Иван. – Уже завтра должна состояться наша решающая встреча, а я ведь о ней почти и не думаю. Тоже, наверное, защита…
– Отдыхаем, друзья, – сказал появившийся Белодрев. – Детей земли в лесу нет. Всех собрал в пещере отец Василий. Наверное, готовит понемногу к военному походу.