Ангелы превратились в больших огненных птиц с белыми крыльями, длинными оранжевыми хвостами и роскошными розовыми кисточками позади голов. Несколько мгновений белые огненные птицы смотрели на Дмитрия и его друзей, выгнув длинные, лебединые шеи – Дмитрий видел большие синие глаза, полные мудрости, аккуратные, чуть загнутые клювы.

Птицы взмахнули своими огромными крыльями. Ярко-красные лучи пронизали взвихрившийся воздух – Дмитрий и его друзья оказались как бы внутри огненного кольца, но огонь не жег, огонь был теплым, он навевал сон. Засыпая Дмитрий чувствовал, как его плавно поднимают на воздушных покрывалах. Все выше и выше…

– Вставайте, сони, восход солнца проспите.

Это был голос Капитана. Дмитрий открыл глаза. Он лежал на чистой и белой кровати. Рядом, на такой же кровати заворочался отец Иван, пробуждаясь. Чуть поодаль виднелась высокая фигура Капитана, он стоял, кутаясь в плащ, почти неотличимый от стража.

– Рад вас видеть снова, друзья.

– Капитан, ты?! – воскликнул Дмитрий.

Капитан молча кивнул.

– Мы на Холме?

Капитан опять кивнул.

– Долго спали? – поинтересовался отец Иван.

– Всю вторую половину дня, вечер и ночь.

– А ты как?

– Все расскажу. Но вначале встаньте, омойтесь и пойдем встречать солнце.

Они вышли на улицу. Это был северный склон Холма, хорошо знакомое место. За ними высилось здание – тот самый «замок», в котором они уже ночевали девять лет назад. Над замком «парил» огромный прозрачный купол, а еще выше вращалось ослепительное Золотое Веретено. Перед ними была та же лужайка с фонтаном в виде цветка иллиунурии.

Дмитрий огляделся – ничего не изменилось, такое ощущение, что они отсутствовали не девять лет, а девять дней.

Они вошли в лес и двинулись в сторону восточного склона. И тут же столкнулись с целой группой спешащих куда-то стражей.

– Кого мы видим, – воскликнул один из стражей, останавливаясь, – наши друзья-человеки идут встречать Солнце.

– Вот здорово, – воскликнули другие стражи и закружились вокруг людей, что-то напевая. Дмитрию на мгновение показалось, будто вокруг него закружился молодой весенний лес, запахло цветами.

Пропев свою песню, стражи остановились и обнялись с людьми, словно они были старыми друзьями, но ни один из стражей не был знаком Дмитрию и отцу Ивану. Капитан кое-кого знал и даже пытался приветствовать их на птичьем наречии этого народа. Стражи весело смеялись и хлопали Капитана по плечу.

Попрощавшись со стражами, друзья двинулись дальше, на восточный склон Холма. Какое-то время шли молча. Дмитрий первым нарушил молчание:

– Капитан, а ты здесь со многими стражами знаком? Ты даже что-то там пытался на их языке говорить.

– Знаком, – просто ответил Капитан. – Я тут неоднократно бывал без вас. Особенно в последние годы. Ну, а говорить на их языке пока совсем чуть-чуть получается. Слишком уж наши органы речи не приспособлены для этих звуков. Гораздо легче мысленно звуки речи воспроизводить. Но я пока мысленно плохо улавливаю их речь, так, кое-что.

Отец Иван остановился.

– Ого, Капитан, это ты уже мысли можешь читать?! Ты становишься опасным собеседником, – батюшка захохотал.

– Пока нет, – отмахнулся Капитан, – не совсем еще могу. Да и главное не в чтении мыслей, главное понять, почувствовать стражей, это… это словно в сказку попадаешь. А слушать там какие-то мысли, зачем?

– Все же, как мало мы знаем об этом чудесном народе, – сказал Дмитрий.

– Ничего, – ответил Капитан, – теперь вы многое узнаете. Ну, идемте, Солнце проспим.

Они вышли на Восточный склон, прошли немного вниз, у самой кромки леса сели на скамейку. Вид с восточного склона Холма также почти не изменился. По-прежнему колыхалась завеса, защитный покров мира стражей, спускаясь по крутому склону почти к подножью. И там, на границе светлого мира, виднелся все тот же домик Отшельника. А за Холмом, за защитной завесой лежал совсем другой мир – плоская свинцовая гладь Сумрачных земель. Тут тоже ничего не изменилось. Ну, разве что стало чуть меньше серого фона, четче выделялись отдельные фрагменты пейзажа и не так сильно клубились черные облака над Могильниками.

Далеко за Сумрачными землями всходило Солнце, прекрасное Солнце этого мира. Встающее светило раскрасило разноцветными красками линию холмов на горизонте. Друзья увидели Исток и лазурные воды Верхнего Моря. Казалось, лучи Истока льют свою силу прямо в восходящее светило, и сразу два солнца поднимаются над миром – одно на востоке, второе – немного южней. И то, второе солнце, переливает свои благодатные лучи в первое. Друзья неподвижно и молча смотрели на завораживающую игру света, пока Солнце не поднялось выше, благословленное Истоком.

Дмитрий заметил одинокую птицу. Птица летела над Сумрачными землями – белая точка на фоне серой мглы. Тут же вспомнилось, как Отшельник превращался в чайку, вспомнились огненные Жар-птицы, вспомнились птицы, что поднимали их на Холм.

– Кстати, – нарушил молчание Дмитрий, – видите птицу, – он показал рукой. – Капитан, как тут вообще с птицами? В прошлое путешествие я помню только Отшельника в образе чайки. В это – огненные Жар-птицы. И сюда мы попали очень интересно. Вначале были ангелы, потом ангелы превратились в Жар-птиц. И стали нас поднимать вверх, каким-то непонятным способом; то ли на крыльях, то ли на воздушных потоках, что крылья создавали. Дальше я заснул.

Отец Иван удивленно посмотрел на Дмитрия.

– А я опять ничего не помню. Помню только, как говорили с Кленом про эту, про внучку колдуна. Потом заснул. И уже Капитан разбудил. Так что там за птицы с ангелами?

– Да это все стражи были, не переживайте, – засмеялся Капитан.

– Стражи?!

– Ну, ангелы, это твоя, Дмитрий, фантазия, а в птиц стражи умеют превращаться. Это для них немного сложнее, чем становиться деревьями. Деревья более соответствуют их внутренней сущности, чем птицы.

Дмитрий тут же вспомнил, что видел уже стражей в птичьем облике, только это было в Могильниках, девять лет назад. И птички те совсем не казались райскими. Тех птичек он поначалу принял за демонов. М-да. Место, кстати, тоже было очень жутким.

– Капитан, – сказал отец Иван, – что мы все о себе, да о себе, а ты как? Что с тобой было?

Капитан вкратце рассказал о том, как его затянуло в Курган. О стремительном падении в бездну, о встрече с безликим Инспиратором, о маленьком Серебряном Деревце, которое вытащило его из ада. Стражи нашли его у подножия северного склона Холма, рядом с деревцем. Он был без сознания.

Какое-то время друзья молчали. Первым заговорил отец Иван:

– Бедный отец Борис. Крепко он влип со своей ночной эзотерикой и кражей Живоглаза… Друзья, получается, планы врага теперь частично нам известны?

– Да, – кивнул Капитан, – и главное, Инспиратор не видел вас.

– Как это понимать?

– Вы пока не входите в его замыслы. Он не воспринимает вас всерьез. Это, несомненно, удача... Скоро будет большой совет, здесь, на Холме. И мы будем на нем обязательно. А пока идемте завтракать.

Днем их посетил Серебряный с Кленом. И опять говорили о планах Инспиратора и о том, что отца Ивана и Дмитрия нет в его черном зеркале. И это тоже знак Союза. А вечером был торжественный ужин, в том самом зале, в котором они уже ужинали девять лет назад, перед походом в Сумрачные Земли. И опять Дмитрия не покидало чувство, будто прошло не девять лет, а всего-то девять дней. В мире стражей ничего не изменилось. И прекрасные напитки, и вкуснейшая печеная рыба, и изумительные песни – все было прежним. Если и произошли какие-то незначительные перемены, то эти перемены принесли именно они, гости. Да, теперь они были полноценными гостями. Теперь им незачем было спешить. Инспиратор недооценил не только их. Почему-то он недооценил и Живоглаз. Это давало небольшую передышку.

– Через одиннадцать дней, – сказал им Серебряный, – будет большой Совет. Если враг не вмешается и не сорвет планы. Будем надеяться на лучшее. Эти дни, до совета, очень важны для вас… для всех нас, для будущего Союза. Друзья-человеки научатся понимать стражей, и поняв нас, лучше поймут самих себя. Ведь мы имеем единый ствол. И этот единый ствол нашего дерева даст вам целостность, вы станете выше к Солнцу и глубже корнями в свою землю. Как могучие, мудрые деревья…

В самом конце ужина стражи подарили Дмитрию и отцу Ивану по живоглазу. Вручала камни сама Игуменья. Сияющие, многогранные кристаллы, и по форме, и по размерам напоминающие крупную каплю воды, были вставлены в изящную оправу, с двумя дужками на концах. К дужкам крепилась тонкая, почти незаметная веревка из приятного и очень упругого неизвестного материала.

– Эти камни живые, – сказала Игуменья. – Капитан дал им хорошее имя – Живоглаз. У этих камней есть еще свои, личные имена. Вы узнаете их, как только подружитесь с камнями. Прошу вас, друзья, оденьте их на кисть правой руки и не расставайтесь с ними. Это важно. У нас так мало времени. Камни помогут вам многое понять.

– У меня такой уже есть, – Капитан закатал рукав, на тыльной стороне кисти блестел очень красивый, с голубоватыми отливами камень.

Дмитрий заметил, что его Живоглаз сияет цветом, напоминающим фиолетовый; у отца Ивана камень пылает пурпурными всполохами, как будто внутри камня горит огонь. Когда прохладные грани камня коснулись тыльной стороны руки Дмитрия, он почувствовал странное спокойствие и едва уловимую внутреннюю тишину.

Перед сном они обсудили с Капитаном дар стражей.

– Инспиратор сильно недооценивает Живоглаз, – сказал им Капитан. – Инспиратор боится Золотое Веретено: как же, новый невиданный источник энергии. В случае успешного внедрения возможны политические и экономические потрясения. Новая энергия, новые горизонты, кто его знает, как оно сложится. А вдруг люди обратятся к своим внутренним пространствам, вдруг деньги, страсти и страхи, на которых паразитируют пришельцы, утратят смысл… А Живоглаз, что? Инспиратор думает: один единственный кристалл, пусть опасный и непредсказуемый; но один единственный. Инспиратор относится к камню как редкому оккультному артефакту или забавной игрушке. Как-нибудь он обязательно его изучит, на досуге. А пока он попытается использовать Живоглаз в руках бедного отца Бориса как приманку. Пусть поп-эзотерик поиграет с камнем, естественно под бдительным присмотром слуг Инспиратора… А ведь именно Живоглаза надо опасаться Инспиратору, Живоглаза, а не Веретено! – воскликнул Капитан. – Этот кристалл живой, и как все живое – непредсказуемый. Все что известно нам, это то, что как только Живоглаз привыкнет к нашему обыденному миру, он начнет стремительно распространяться, делиться, распадаться. Как бы разлетаться на мелкие солнечные брызги… Не знаю, как правильно объяснить… Но те, кого эти брызги коснутся, начнут меняться, обнаруживать в себе внутренние пространства, духовные дары. О, это будет большой процесс! Да, большой. Но как он будет идти, никто не знает, даже Серебряные Деревья.

Повисло минутное молчание.

– И что, все это будет? – спросил Дмитрий.

– Обязательно, – с жаром сказал Капитан, – но только, конечно, в случае если Союз людей и стражей состоится.

Больше друзья о Живоглазе и Союзе не говорили. Они легли спать. И вот тут-то проявились удивительные свойства камня. Засыпая, Дмитрий ощутил необычное безмолвие и сосредоточенность; он мог отстраненно наблюдать за первыми, неуловимыми образами, предшествующими сновидению. Образы растаяли, Дмитрий обнаружил себя в коридоре. Это был очень длинный коридор, похожий на офисный, если бы не высокий сводчатый потолок, в сумрачном готическом стиле. Дмитрий дошел до конца коридора и уперся в дверь – самая обычная дверь, обшитая темным дерматином. Потянув вниз ручку, он толкнул дверь. Она открылась. Дмитрий увидел небольшую комнату, освещенную тусклым, матовым светом. Он шагнул вперед и оказался в собственной квартире.

Зазвонил мобильный телефон. Звонил какой-то индуист. Дмитрий разговаривал с этим индуистом, как со старым знакомым. Разговор шел о практике сновидений, весьма странный разговор. Индуист советовал Дмитрию лечь на диван, полностью расслабиться и в момент близкий к засыпанию не забыть нарисовать в воображении коридор и дверь, дверь в сновидение.

Дмитрий лег на диван и тут же (даже не успел ничего вообразить) оказался на берегу реки, на набережной какого-то города. Дмитрий не спеша прогуливался по набережной, он был не один. Его попутчиком был сам Белодрев. Дмитрий его не видел, но точно знал, что это Белодрев. И еще он знал, что эта встреча с Белодревом у него не первая, вот тут, на этой самой набережной.

– Другой Берег, это то место, которое мы называем раем? – спросил его Дмитрий, продолжая прерванный в прошлый раз разговор.

– Пошли, – беззвучно ответил Белодрев, – и увидишь сам.

По реке, догоняя их, шла огромная прозрачная волна. Дмитрий и Белодрев прыгнули на эту волну и стремительно вознеслись вверх. Дальше начались совсем удивительные события, которых Дмитрий пока не мог понять и осмыслить. Белодрев что-то ему показывал, но что? Был ли это Другой Берег или что-то иное? Дмитрию смутно припоминались величественные шатры, парящие над белоснежными горами; и горы также парили в воздухе, не касаясь земли. И уже совсем смутно он помнил миры, лишенные горизонта, в которых светили величественные, незабываемые солнца, и самые удивительные, невозможные создания славили в этих мирах Творца.

И еще многое-многое видел Дмитрий, и ночь казалась ему бесконечной. Но она окончилась. За ней потекли другие, насыщенные бесконечностью дни и ночи. Это была самая радостная и легкая бесконечность, бесконечность, пролетающая как миг, и миг, длящийся как бесконечность. Все обычные измерения времени теряли свой смысл. Десять сказочных дней и ночей – до большого Совета и всех сопутствующих ему событий – длились как долгие и счастливые девять лет. А девять мучительных лет одиночества и расставания со стражами и Холмом казались теперь не длиннее, чем десять ненастных дней.