Автомат с газировкой нависал надо мной словно скала. Старый советский автомат серого цвета с темно-синей полосой наверху и надписью: «газированная вода, с сиропом 3 коп, без 1 коп».

Автомат был безмолвным свидетелем моего беззаботного детства; наверное, поэтому я и предстал перед ним ребенком лет десяти. На мне был помятый пионерский галстук и белая рубашка с коротким рукавом. Было ужасно душно, я хотел пить, но у меня совсем не было монет.

Возле автомата появился высокий улыбчивый мужчина в темном костюме. Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом (возможно, он был в темных очках –точно не помню). Помню другое. Мужчина протянул мне серебристую монетку. Монетка была странной формы, она напоминала рыбку. Мужчина участливо улыбнулся, я расценил это как знак и, встав на цыпочки, отправил «рыбку» в прорезь автомата.

И обнаружил себя на улице какого-то города. Город был совершенно серый, тусклый – все предметы в этом городе были окутаны дымкой, словно недопроявленные. По всей видимости, это была какая-нибудь набережная: сбоку, совсем рядом, текла серая река, закованная в серый гранит. На другой стороне громоздились туманными глыбами дома. Я был не один. Рядом со мною галдела целая толпа в пионерских галстуках. Она была осязаема и зрима, в отличие от серой беспредметности города. Но все в этой толпе были на одно лицо. Все смеялись и пили газировку из запотевших стаканов. Внезапно галдеж смолк. Появилось тревожное ощущение нарастающей угрозы. На противоположной стороне реки, над домами, возникла огромная черная фигура в сутане. Все оцепенели в ледяном ужасе. Но чудовищная фигура махнула птичьей лапой и все ожили:;

– Веселитесь,– сказала фигура равнодушным голосом, – за всех вас уплачено. Только разве это круто, газировка по три копейки за стакан? Нет, это не веселье. А вот сейчас будет веселье, сейчас вы совершите путешествие на другую планету…

Не успело существо в сутане окончить свою речь, как появились большие темные коконы, похожие на полупрозрачные яйца. Коконов было бесчисленное множество, они плавно опускались на землю. Я знал, что они прибывают к нам откуда-то из глубокого космоса.В каждом коконе-яйце было по одной человеческой фигуре. Фигурки лежали, раскинув руки и откинув головы назад, как бы в глубоком сне. Коснувшись земли, яйцо становилось вертикально, тогда фигурка внутри начинала шевелиться, пробуждаясь. Что происходило дальше (выходили ли пришельцы из своих коконов), я так и не понял. Толпа пионеров с визгом бросилась к пришельцам, обступила их. Между тем яиц из космоса становилось все больше и больше, они начали теснить нас, сдавливать в один плотный круг. В этот момент кто-то или что-то схватило меня за руку и стало тянуть прочь, куда-то вверх. Это что-то было больше всего похоже на ветвь дерева. 

– Скорей, – шепнул мне на ухо чей-то приятный голос, – не надо полагаться на разум и денежные купюры. 

Меня резко подбросило вверх. И исчезли коконы, пионеры и серая беспредметность. Вокруг была та же набережная, только теперь все было ярко освещено солнцем, все было зримым и четким. Я неспешно прогуливался по набережной, уже во взрослом облике. Сбоку от меня текла река, закованная в гранит. Воды реки были прозрачные и синие-синие. Рядом со мной шел Белодрев. Я сразу его узнал, хотя и не видел четко. Но я знал точно – это Белодрев.

– Так ты жив? – обратился я к нему и сразу же ощутил всю глупость своего вопроса. Вместо ответа Белодрев улыбнулся. И опять я не видел его улыбки, но знал точно, что он улыбнулся. Какое-то время мы шли молча.

– Очень много работы, – сказал Белодрев своим тихим шелестящим голосом (этот голос звучал прямо внутри меня), – но я рад, я уже начал звенеть, как кедр.

– Так ты на Другом Берегу?

– Там, – Белодрев показал рукой вперед. И оттуда, куда он показывал, по реке шла огромная прозрачная волна. Шла прямо на нас. И пела (да, волна пела!) Пела очень красивым голосом – голос звучал как женский и в тоже время был немного другой, не сравнимый ни с какими земными голосами. Волна надвинулась на нас, прошла прямо сквозь нас, мелодично звеня. Волна оставила после себя ощущение необычайной чистоты. 

– Там, на берегу океана, что на Другом Берегу, есть большой Белый Город из прозрачного камня, и другие города, и прекрасные леса, поля и горы… Об этом бы я хотел рассказать, но пока не могу, ибо даже океан там не совсем океан, что уж говорить про поля и леса и Город. Это все надо видеть. Пока скажу только, что эта прекрасная волна пришла именно оттуда, с Другого Берега.

– Другой Берег, это то место, которое мы называем раем?

Белодрев не ответил, или не успел ответить. Сон стремительно оборвался, как что-то выбросило меня из сна. Вокруг была кромешная тьма. Первые несколько секунд я даже не был уверен в том, что проснулся и открыл глаза. Или мне снится, что я проснулся и открыл глаза?

Белый Город – мысленно произнес я и улыбнулся. – Белодрев, Белый Город, – и тут же почувствовал, как что-то давит мне в бок. Пошарив рукой, понял, что лежу на земле, а в бок мне давит выступающий из земли корень, и над головой смутно маячит ветвь дерева.

Я сразу вспомнил, что от Индуиста двинулся сюда, на свое любимое место на краю косы. И, стало быть, сейчас лежу под своей любимой маслиной. И под ней же заснул. А сейчас проснулся.

Маслина едва-едва проглядывала во мраке. Дальше шла густая чернота южной ночи, в которой полыхали отдаленные зарницы. Послышалось глухое урчание, повеяло свежим ветерком.

Так, если я нахожусь на своем любимом месте, под своим любимым деревом (а иначе и быть не может) и лежу ногами к его стволу... значит, значит, гроза где-то на востоке, точнее, юго-востоке. И гроза идет сюда. Судя по ветру. Как это кстати! Как надоела эта духота! Больше месяца нет дождей. Но теперь засухе конец, идет дождь, идет спасительная вода… волна…

Вспомнилась та фантастическая волна из сна, а потом уже весь сон. Как-то так ярко и одновременно, во всех деталях вспомнился… Какое необычное сновидение! Белодрев. Ну, надо же. Никогда в жизни мне не снились мои литературные герои. Вот так вот напрямую.

Я пошевелился и со стоном сел – тут только почувствовал, как разбито мое тело после вчерашнего вечера: тупая стреляющая боль в голове, во рту сухо, как в марсианской пустыне, и отвратительный металлический привкус. И ноют икры ног, будто вчера бегал марафонские дистанции.

Я полез в сумку и извлек пластиковую бутылку с портвейном. Это мне ее положил Сергей, по кличке Хоббит. Как раз его день рождения и отмечали вчера у Индуиста. Какое-то время я смотрел на темный силуэт бутылки с напитком и соображал: пить или не пить. Портвейн, кстати, ужасный. Да и вообще, я несильный любитель вина. Но, с другой стороны, чем еще заняться – разгар ночи, я Бог знает где. Уехать смогу только утром, пешком уже не пойду, ноги болят.

Отвинтив крышку, я с отвращением сделал несколько больших глотков. Посидел с минуту, безмолвно прислушиваясь к внутренним физиологическим ощущениям и звукам вне меня. Грохотало уже весьма ощутимо. Гроза стремительно приближалась, и приближалась именно с юго-востока…

Итак, автомат с газировкой, зловещая фигура в черной, кажется, сутане, коконы из космоса, наконец, Белодрев и поющая волна. Ну и что, что все это значит? Какой во всем этом смысл? Какой?!

Я принялся тщательно вспоминать детали сна. Глубокое интуитивное чувство говорило мне, что здесь не просто сон. Но тогда, если это видение, послание оттуда (пусть и зашифрованное в виде сна), тогда…

Сделав еще глоток вина, я понял – Белодрев существует! И Капитан, и Отшельник, и стражи, и Дмитрий, и отец Иван – все они существуют в самом прямом смысле слова, так же как существую я! Кстати, подобные мысли приходили ко мне и раньше, но я как-то не придавал им решающего значения. А ведь это очень серьезно – ОНИ СУЩЕСТВУЮТ!

Ослепительная вспышка молнии выхватила песчаный откос сбоку от меня, и приземистые маслины на нем (почему-то ничего кроме маслин на косе не росло), и темную далекую гладь лимана. Через секунду раздался оглушительный грохот. Внезапно я понял, как начать новую историю Капитана. Итак, надо начать строкой – гроза пришла с юго-востока. Вот точно такая же гроза, как сейчас, долгожданная гроза.

Я увидел Дмитрия, своего героя, он стоял на балконе и смотрел на приближающуюся с юго-востока грозу. И почти одновременно, параллельно, увидел другого героя и другую картинку – отец Иван входит во двор Капитана.

– Спасибо тебе, Белодрев, – сказал я в черное небо, – и тебе, Отшельник, спасибо. Теперь я знаю, вы есть, вы существуете.

Я встал на камень, возле которого только что сидел, и, обратив свое лицо на север, к городу, громко сказал, подражая Тертуллиану:

– Да, я верую, что они существуют, верую, потому что абсурдно, потому что ничего другого у меня нет, кроме них.

Последние слова были все же некоторым преувеличением, жалостью к себе, но и отчасти правдой – у меня почти никого нет, кроме них.

Новая вспышка молнии вновь выхватила песчаный откос, лиман, маслины и меня стоящего на камне.

– О, Отшельник со мной снова согласен, – сказал я в черное небо.

Резкий порыв ветра швырнул в меня горсть песка. С неба упали первые крупные капли дождя, словно слезы. А потом хлынул ливень, неудержимый тропический ливень. Почти непрерывно сверкающие молнии озаряли беловато-голубые струи ливня – шквалистый ветер крутил и выгибал их, и они танцевали немыслимый танец, целовали изможденную зноем землю. Меня охватило стремительное, бурное веселье. Я быстро скинул одежду, сложил ее в сумку, а сумку спрятал в самом укромном «непромокаемом» месте, под маслиной. Я был свободен.

– Эгей-гей, – прокричал я на манер Отшельника, голос мой был едва слышен в шуме грозы, – Капитан, стражи, Отшельник, дети грозы, вы есть, вы есть!

Я кинулся бежать по хорошо знакомой мне песчаной дорожке на самый край косы, к безбрежным водам лимана. Я бежал, подпрыгивая, разбрызгивая босыми ногами мутные веселые потоки. Прохладные струи дождя хлестали по телу, вымывали из души всю муть, всю горечь, все обиды.

И тут я запел. Запел хриплым срывающимся голосом, запел песенку Янки Дягилевой про то, что придет вода. Собственно, это была не столько песня, сколько несколько строк, вдруг всплывших в памяти:

Придет вода,

Придет вода.

По той воде пyзырьки,

Над нею радyги мосты,

Чего б не ждать дyракам.

Чего б не жить.

Придет вода,

Я бyдy спать,

Придет вода…

Я бежал и пел, пел, пока не погрузился в темные соленые воды лимана.