II-3

Механизм изолгания

Сужающийся и расширяющийся конус

Раньше, чем не сделаешься в самом деле всякому братом, не наступит братства. Никогда люди никакою наукой и никакою выгодой не сумеют безобидно разделиться в собственности своей и в правах своих. Всё будет для каждого мало, и все будут роптать, завидовать и истреблять друг друга…

Ф.М. Достоевский (из Дневника писателя)

Какие ошибки рм-сообщества помогли воцариться в нём атмосфере, которую ни один трезвый человек и в страшном сне не признает за атмосферу всечеловеческого братства? Почему поклонники Даниила Андреева уже не могут чувствовать вопиющую нравственную несовместимость духа Розы Мира и родонизма, на популяризацию которого приходится теперь тратить годы и верить, что это светлое и благое дело? Прежде чем перейти к этим стержневым вопросам нашей работы над ошибками, я постараюсь описать тот душевный тип, что был избран духом родонизма в качестве своего основного носителя, а противоположный ему душевный уклад всячески третировался и выдавливался из рм-среды. А сначала вкратце опишем сам механизм изолгания, при помощи которого присосавшийся к творчеству Даниила Андреева демон пытается Розу Мира извернуть (изверить) в родонизм.

Как делается карикатура? Гипертрофируется какая-то часть в ущерб целому (нос, уши и т.д.). В карикатуре никогда нет глаз (очей), есть только нос, рот, уши, «зенки». Это предельный выброс лица вовне. Но – зачем? В этом вопросе – волевой нерв профессионального изолгания. Если из подлинника удалить его несказанную тайну, то всё остальное можно просчитать, разложить по полочкам, методологически повторить, создать алгоритм воспроизводства копий. В человеческом лице главное – это взгляд, неуловимые нюансы мимики. Когда это пропадает, уходит духовное содержание при внешнем, «логически непротиворечивом» сходстве. Так замыкается бесконечность в конечное. Буква в карикатуре уже не символика духовной реальности, но последняя реальность, за которой лишь пустота. Это «обезьяна личности».

Изолгание – это в точном смысле слова опошление реальности. Пошлость – духовная болезнь, неспособность прозревать главное и целое за деталями и частностями. Зло не может создать альтернативного бытия, альтернативного Бога, но может опошлить, вывернуть наизнанку символизацию подлинника, выдать символ (букву) за саму реальность, а реальность вынести за скобки (умолчать). И чем логичнее, непротиворечивее карикатура, чем она ближе по формальным признакам к подлиннику, тем тоньше и тлетворнее её яды, тем сложнее выйти из-под её гипноза. Карикатура статична, в ней нет потенции и творческой прибыли.

Главное – убить главное, оставить от лица лишь детали. Горизонты закрываются, содержание, лишённое бесконечной глубины, сначала сводится в плоскость, а затем подменяется на чуждое по смыслу. Ложь, как бездарный художник, копирует жизнь, выдавая свою копию за саму жизнь. Ложь всегда правдоподобна, в этом её секрет и соблазн. Искусство преображает жизнь, открывает её глубины и выси, размыкает конечное, уводит в Тайну бытия. Правда таинственна, противоречива и многогранна. Ложь – убедительна, доказательна, однозначна. Ложь можно разложить на детали и частности (а потом без ущерба собрать снова), ложь полностью исчерпывается логикой. Тайна есть целое, есть личность живая, она не раскладывается на составные части, и её нельзя использовать как средство для посторонних целей. Ложь всегда средство и всегда конечна, и поэтому всегда ведёт в тупик: вопросы заканчиваются, остаётся утрясти несущественные мелочи, свести всю концепцию в один «непротиворечивый кирпич», увязать готовые ответы на все вечные вопросы в тугие узлы, как звенья одной методологической цепи, – и жизнь кончена, концепция состоялась, подлинник умер, пародия заняла его место. Патологоанатом может приступать к работе.

Рассмотрим теперь два душевных уклада, два полярных мировосприятия:

              сужающийся                     и                   расширяющийся конус.

Первое мироощущение стремится к минимизации и закрытию вопросов. Отталкиваясь от широкого основания (фактов, концепций и т.д.), оно пытается всё свести к одной схеме, к одному общему знаменателю, подвести к заготовленным – до начала общения и акта познания – выводам. Оно как бы разговаривает с тобой сужающимися кругами, подводя круг за кругом к заранее ему известному результату. Движущий стимул такого мироощущения – желание комфортно обустроиться не только в материальном, но и духовном мире.

Второе мироощущение допускает множественность истинных ответов на один и тот же вопрос, и с каждым витком познания открытых вопросов становится всё больше. Отталкиваясь от факта (феномена, концепции и т.д.), такое мироощущение выводит тебя с каждым кругом на большую степень творческой свободы. Оно показывает тебе – как пути – открытые вопросы, на которые ты сам должен творить ответы. И в твоих ответах, неизвестных миру, заинтересован весь мир. Причём каждый из ответов рождает в тебе ещё больше открытых вопросов – творческое пространство расширяется. Такое мироощущение не пытается загнать тебя сужающимися кругами в заранее известный вывод. Только такое мироощущение даёт прибыль бытия в мире – и познание из отражательного превращается в творческий акт.

Общение в развитии – в случае мироощущения сужающегося конуса:¹

Общение в развитии – для мироощущения расширяющегося конуса (обратная тенденция):

Сужающийся конус – это фарисейская направленность духа, стремление к равномерному распределению тепла, к росту энтропии. Есть фарисеи свободы, освобождённой от качества и содержания (правое крыло родонизма). В этом случае единоверный конус дробится на множество маленьких, но точно таких же, и каждый из них претендует (такова его геометрия) на собственную исключительность и правоту. Общение между ними возможно только на очень короткой дистанции (вначале, на уровне «общих мест»), а потом неизбежно переходит во вражду; а в пределе – в формулу: «один человек – один конус». Лишь механистическое голосование может имитировать общность между ними. Все постмодернисты неизбежно становятся фанатиками юридических процедур, перенося их даже на те реальности, которые в принципе не могут ни управляться, ни находиться в зоне действия формального легитимизма. Начиная с протеста против одного большого сужающегося конуса во имя прав каждого отдельного конуса, формалисты свободы приходят к чёрному квадрату небытия.²

Все крылья родонизма, включая центральную опорную точку, – это формалистическое мировосприятие. Роза Мира – это приоритет содержания, приоритет качества, мировосприятие, которое только и может обогащать жизнь, возжигать в ней свет. Родонизм формально неотличим от Розы Мира в том смысле, в каком инквизиция неотличима от исторического христианства. Этический и культурный уровень – различие содержательное. Чем фарисей формально отличается от иудея, услышавшего Слово Божие? Чем формально отличается Савл от Павла? Глубинные отличия проступают позже, когда новое содержание побеждает старую форму или хотя бы начинает просвечивать сквозь неё. Буква Евангелия ничем не отличается в руках инквизитора и в руках истинного христианина. Чем технологически отличается разврат от физической близости по любви? Чем в статике отличается труп от тела живого, пока внутреннее содержание не стало преобразовывать форму? Так что дьявол может принимать ту форму, в которой он был изначально, – образ ближайшего к Отцу Ангела высшей духовной Иерархии. Что же стоит духу лжи принимать внешне тот же вид, что был до бунта? что ему стоит облачиться в Божьего Ангела перед теми, кого он хочет ослепить и одурачить сейчас? Ничего не стоит. Всё отличие заключено во внутреннем содержании, но это дух, а не буква.

То же и с родонизмом. Чем отличается Родон от Розы Мира – как концепции? Да ничем. А что Роза Мира не только и не столько концепция, так это отличие уже по содержанию, по духу, по атмосфере и плодам. Родонизм, как феномен, сейчас настолько же мал и незначителен, как и сама Роза Мира – в нынешнем культурном и социальном её отражении. Но они уже заняли своё место в будущем. А здесь и сейчас – только зерно, в котором очень трудно отделить один дух от другого. У меня есть серьёзные опасения, что вместо Розы Мира, описанной Даниилом Андреевым, придёт именно родонизм, как вместо ожидаемого марксистами всемирного братства явился ленинизм и сталинизм. «Родонизм» имя условное: он относится к будущей «доктрине духовидения» так же, как народники – к большевизму. Маркс бы содрогнулся, увидев реальных строителей коммунизма. Родонизм может вообще не иметь к Даниилу Андрееву никакого отношения, забыть о его существовании (как марксисты – о Фурье), если появится новый и бесспорный Духовидец, не замутнённый поэзией, как Андреев. Духовидец даст Великое Знание. И Знание это может быть объективно истинным, а не ложным. Здесь опять фокус (для толпы).

Личность аристократична, содержательна, качественна, соборна. Демократична только масса, безликая сумма индивидуумов. В этой связи интересно само возникновение слова «родонизм». Желание заменить Розу Мира на какой-то «изм» уже показательно. «Розамиризм» или «розамираизм» неблагозвучно даже для «рм-ушей», но стремление отыскать замену для слишком уж поэтического имени оказалось сильнее подсказок русского языка не делать этого. Так появился «родонизм» – от греческого «родон» (роза). Но в русском языке в корне этого имени слышится родовая стихия, стихия мира сего, тот дух земли, что противостоит от века личностному и творческому началу. Хотели нового слова и новой духовности, а получили откат в родовую религию идолопоклонников. Язык нельзя обмануть – корни его в Небе. А что падает с Неба, то становится сказкой. И глядь, на твоём пути уже каждая мелочь – подсказка.³

Окарикатуривание и есть вражда формы и содержания, целей и средств, благих пожеланий и достигаемых результатов. «Родонизмом Розу Мира нормальные люди не назовут», – звучит чей-то вздох на рм-околице, как дальний набат. И фраза «мы первый отряд родонизма, входящий в историю с розамиротворческим мечом» выглядит законной в «комиксе строителя родонизма». Пародия неумолимо продавливает свой вкус – и людям приходится жить по законам избранного жанра. Люди сами выбрали себе жанр или это жанр отобрал под себя людей? Что было заложено в основание рм-сообщества на его такой многообещающей, ещё невинной и розовой утренней заре?