“Оправдание добра” – это расширенный раздел нравственной философии из “Критики отвлечённых начал”. Вторым таким разделом должно было стать произведение по теоретической философии. “Критика” в этом случае воспроизвела бы себя на новом уровне. Но начатый труд по теоретической философии остался незавершённым, первые три статьи из него были впервые напечатаны в 1897-99 гг. и озаглавлены издателем как “Теоретическая философия”.

Как и в “Критике”, Соловьев строит теоретическую философию в виде постепенного восполнения всеединства, но теперь оно берется не столько в формах философских систем, сколько как элементы и части ментального всеединства сознания-бытия.

Наименьший плерон ментального всеединства – чистое сознание. Это простейшие образования ментальной среды сознания, некоторые простые данности каких-то кусков определённости, вне всякой их связи с объективностью или субъективностью. Они даны как области сознания, способные занимать собою всё наше внимание, погружать нас в свою ментальную тотальность, и затем вытесняться другими такими же образованиями. Это определённости вместе со своим фоном, ментальные пространства, своего рода экраны сознания. Мы не можем быть вообще вне этих экранов, мы всегда совпадаем с границами какого-то из таких экранов (ср. с аксиомой неэлиминируемости в “Критике отвлеченных начал”). Деятельность субъекта развёртывается как постоянная смена таких экранов сознания. “Во всех этих случаях имеется на лицо одинаково достоверный факт: данное сознание непосредственно занято известным, определённым представлением” (I, т.1, С.773). Это чистое сознание: со-знание, т.е. то, что вместе с знанием, то, что всегда сопровождает группу определённостей. Здесь заложена основа ментальности: способность этой группы определённостей занимать внимание, становиться тотальностью, экраном сознания. Это одно из характернейших свойств ментальной среды: её части пульсируют, и каждая из них может распухнуть на все целое, заслонить собою весь ментальный фон. В такой обнажённой первичности нейтральных “комплексов ощущений” встречает нас ментальная среда сознания.

Вскоре в ней, тем не менее, обнаруживается некоторая гетерогенность. Мы замечаем, что есть чувственные ментальности и формально-общие, причём, и те и другие даны непосредственно. Возникают иерархии экранов сознания, которые сами являются экранами сознания. Феноменология сознания постепенно разворачивается и дифференцируется внутри себя, но в целом по-прежнему остаётся феноменологией. То, что выступает ноуменом по отношению к предшествующему уровню состояний сознания, является феноменом на своем собственном уровне – так в идее своего рода уровневой феноменологии преодолевается Соловьевым кантовско-декартовская дихотомия феномена-ноумена. Только так можно выходить к идее реальности – изнутри самой феноменологии сознания, непрерывно следуя порядку её иерархии. Ошибка Декарта состоит в том, что он сделал переход от чистого сознания к бытию слишком грубо, перескачив сразу огромное количество промежуточных этапов. Зачем? Структура сознания такова, что она сама, изнутри себя, выводит к бытию и субъектам как собственным, достаточно сложным, но всё тем же экранам сознания. Весь ход рассуждений Соловьева именно на этом и построен: он внутри самого чистого сознания находит всё новые членения, сохраняя природу его непосредственности. Но тогда и чистое сознание – не совсем сознание, это общая нейтральная форма бытия, лежащая по ту сторону субъекта и  объекта. Чистое сознание постепенно переходит в сознание-бытие. Конструкции ментальной среды оказываются чертами субъект-объектного всеединства, cognition is being, ментальное совпадает с онтологическим. Если бы такого перехода не было, то познание и бытие оказались бы совершенно изолированными друг от друга сущностями (и совершенно самодостаточными в себе). В то же время понятия “познания” и “бытия” обозначают нечто соотнесенное друг с другом. Понятие “гносеология” – это понятие относительное, т.е. предполагающее одновременно понятие “онтология”, поскольку познание есть по определению отношение субъекта к объекту, сознания – к чему-то вне него. Если элиминируется понятие “объект” (“онтология”), то теряет смысл и понятие “субъект” (“гносеология”). Путь европейского субъективизма непоследователен: изгоняя понятие “объекта”, оставляют понятие “субъекта”, в то время как оба этих понятия нуждаются друг в друге. Реально это приводит к сужению сферы бытия только границами гносеологии. Если последовательно пойти по предложенному пути “элиминации объекта”, то мы должны, изгоняя “объект”, одновременно изгонять и “субъекта”, переходя к “сущему” Соловьева, для которого и “субъект” и “объект” – одинаково предикаты “сущего-всеединого”.

Следовательно, понятия “познание” и “бытие” не имеют никакого отношения к совершенно самодостаточным сущностям. Если обозначить совершенно самодостаточную сущность через “сущее”, то, утверждая, что “познание совершенно самодостаточно (совершенно изолированно от бытия)”, мы либо 1)должны вместо понятия “познания” употреблять понятие “сущее” (и тогда внутри “сущего” вновь возникнет соотнесенное разделение на “познание” и “бытие”), 2)либо должны понимать под “совершенной самодостаточностью” познания нечто на самом деле не совершенное, но лишь относительное, вновь предполагая с более глубокой точки зрения отнесение познания и бытия. В любом случае между познанием и бытием есть переход, есть отношение. Можно сказать еще и так, что, если мы вырезаем из всеединства какой-либо элемент, то либо мы делаем это на самом деле, но тогда, полностью выделяя этот элемент из себя, всеединство возникает как такое новое всеединство, в котором вновь все (т.к. здесь новые “все”) элементы связаны со всеми (допущение же полной изоляции Х и У равносильно исчезновению одного из них, так как “бытие двух” – это уже результат отношения, отсутствия изоляции. Поэтому, полностью изолируя элемент из всеединства и продолжая принадлежать точке зрения оставшегося всеединства, мы получим исчезновение “вырезанного” из всеединства элемента и вновь заполнение тотальности только всеединством). Либо мы только ослабляем связи элемента с другими элементами, сохраняя с более глубокой точки зрения все эти связи. В обоих случаях во всеединстве любой элемент всегда оказывается связанным с любым другим элементом – это одно из наиболее фундаментальных утверждений философии всеединства (эта же идея отмечается для философии всеединства и Ю.И.Левиным – как утверждение наличия “органической связи” между любыми двумя элементами всеединства, см. Приложение 13).

Структура знания предстаёт как ментальная иерархия (всеединство) элементов, каждый из которых может заполнить собой внимание. Постепенно из материала чистого сознания лепится Соловьевым ментальное всеединство. Первичные феномены сознания рядополагаются в экране сознания памяти –  возникает новый плерон сознания, в котором преодолевается время. На основе рядов памяти образуются феномены-понятия (смыслы), образующие основу слова (победа над пространственной разделённостью в обобщении). Ментальное всеединство поднимается над временем и пространством, закладываются основы языка и разума.

Новый плерон в феноменологии сознания-бытия – замысел: субъект ментального всеединства, выражающий себя речью, системой слов. Замыслы как мысли возникают вначале трансфлексивно, выражая в себе иное самим себе. Затем рождается рефлексия, обращение мышления на себя. Далее ментальное многообразие продолжает наращиваться в виде замыслов всё более высоких порядков. Замысел – “то творческое да будет, которое из хаоса фактических состояний сознания создаёт умственные мирки и миры” (цит. по II, т.2, С.220). Т.о. замысел – это общее название для всех сущих ментального всеединства, начиная с уровня отдельной мысли. Наиболее крупные замыслы – замыслы житейского, научного опыта. Венчает всю эту иерархию замысел философский – сущее как Истина (теоретическое абсолютное). Ментальное всеединство никогда не дано во всей своей ясности и полноте, но всегда в той или иной степени “рассеяния и безразличия”, оно всегда становится и никогда не завершено. Здесь мы видим применение логики всеединства к сфере сознания. Субъект философии (теоретической деятельности) двойственен – это и субъект абсолютный (как Истина) и субъект относительный, становящийся, способный заблуждаться. В то же время второй может приобщаться к первому, и тогда осуществляется процесс истинного познания. Основа всех ошибок познания – отпадение относительного субъекта от абсолютного, что выражается в отождествлении теоретического субъекта с его предикатами (гипостазирование предикатов).