Е.Н. Трубецкой, прекрасно знакомый с философией Вл. Соловьева и знавший его лично, выделяет в творчестве философа три периода: подготовительный (1873-1882), утопический (1882-1894) и положительный (1894-1900). В первом периоде Соловьев закладывает основы собственной философии всеединства и занят преимущественно теоретическими вопросами (написание “Философских начал цельного знания” и “Критики отвлеченных начал” относятся к этому времени). Во втором периоде Соловьев разрабатывает прикладные вопросы теории всеединства главным образом на материале общественно-религиозных проблем. В этот период он верит в осуществление идеала всеединства в человеческой истории и достижимость в скором будущем свободной теократии. Тогда же написаны “Чтения о Богочеловечестве”, “Россия и вселенская церковь”, начато “Оправдание добра”.

В третьем периоде Соловьев постепенно расстается с теократической утопией и вообще со слишком земными способами осуществления всеединства (см. II, т.1, С.97-100). Самое характерное произведение этого периода – конечно же “Три разговора о войне, прогрессе и всемирной истории” (1900), своего рода Апокалипсис соловьевского завета.

Главное, чем интересны “Три разговора” в логико-философском плане, – это впервые столь острое противопоставление у Соловьева идеального и реального всеединства, логики всеединства и её воплощений. Вообще говоря, в переходе от первообраза к его осуществлению действуют две силы искажения первообраза: 1)несовершенство, т.е. чисто количественное ослабление первообраза, 2)зло, т.е. разрушение и извращение первообраза, как бы выворачивание его наизнанку, перевод плюса в минус, а не просто приближение плюса к нулю, как в случае с несовершенством.

В третьем периоде творчества Соловьев остро ощущает землю (среду воплощения) не просто как несовершенство, но зло. Следует чётко понимать, что это не разочарование во всеединстве вообще, но лишь в земных его формах. В письме к М.П. Никифорову о “La Russie” Соловьев выделяет “объективную истину” этой работы и “субъективные настроения” (под чем имеется в виду конечно же надежда на земную теократию), считая, что первое незыблемо, а второе уже пережито (цит. по II, т.2, С.26). Как мы уже отмечали, Соловьев осознает всё более сложные отношения между идеальным и эмпирическим всеединством, в его теории всеединства постепенно должен был оформиться самостоятельный раздел “прикладного всеединства”. Здесь логика всеединства как бы обращается на себя, рассматривая себя как всеединство всех своих реализаций.

Реальное всеединство не может вместить в себя полноты идеального всеединства, оно является его умалением и извращением. Умаление проявляется в потере и ослаблении тех или иных признаков органического синтеза – самоподобии, голоморфности, ктойности и т.д. Попытка навязать реальному всеединству несвойственную ему меру абсолютного, которую оно не в состоянии в себя впустить, может привести к эффекту инверсии: «белое» всеединство перейдёт во всеединство «чёрное». Такова именно основа антихристовой теократии в “Трёх разговорах”. Каждое начало в тварном всеединстве имеет свою отрицательную составляющую. Если синтез не доводить до конца, то будет некоторое равновесие положительных и отрицательных начал. Если же попытаться вместить в тварное всеединство несвойственную ему меру, т.е. пытаться осуществить его как усовершенное всеединство, то с неизбежностью возникнет чёрное всеединство как синтез полноты отрицательных начал – пародия на органический синтез.

Если раньше для Соловьева всеединство не могло не осуществляться во времени, то теперь ход истории совсем не обязательно приведёт к росту всеединства. К концу мира Церковь уменьшается в числе своих приверженцев, софийное бытие “ужимается”, что позволяет ему впрочем достичь невиданной доселе концентрации. Если сравнивать человечество с деревом, то в конце жизни оно почти разлагается и проникается трухой, но здесь же, рядом, цветут на нём в последний раз чудесные цветы невыразимой красоты.

Всё это – следствия грехопадения земной онтологии. Т.о. субъектные онтологии могут быть двух видов: совершенные и несовершенные. Первые (например, онтологии небесных иерархий) могут лишь ослаблять абсолютное всеединство. В несовершенных онтологиях ход времени выражается в более сложном процессе, чем только рост всеединства. Например, в европейской цивилизации ход времени выражается только в росте урбанизации, но урбанизация – это «серое» всеединство, в котором есть и добро и зло, и белое и чёрное. При исполнении времён (под чем мы здесь понимаем завершение только человеческой истории, венчаемое вторым пришествием Христа), возможно, пространственная смесь начнёт поляризоваться, эта поляризация может преимущественно осуществиться либо во времени (как в “Розе мира” Д. Андреева), либо в пространстве, с уплотнением белого всеединства, как у Соловьева в “Повести об антихристе”.

Метафизика “Трёх разговоров” – это метафизика зла, проблема теодицеи. Соловьева всегда мучил этот вопрос, и он давно собирался написать отдельное произведение, посвященное проблемам Бога, свободы и зла. “Три разговора” выражали в себе и этот замысел.

Метафизика зла – это старая философская проблема. Давно была обнаружена здесь неодолимая антиномия: реальны Бог и зло, но совместить их бытие непротиворечиво нельзя, т.к. по определению они несовместимы. Два крайних решения-редукции этой антиномии: 1)если есть Бог, то он всеблаг и всемогущ, т.е. зла быть не может – это иллюзия (монизм), 2)если есть зло, то Бог не всемогущ, и существуют два мира – мир тварный, лежащий во зле, и мир божественный, мир абсолютного добра. Между ними – пропасть (дуализм).

Вспомним, что как только логика всеединства обнаруживает неизбежное противоречие, то она должна применить к нему методологию анализа противоречия в рамках логической теории проекций-мод. Аналогичным образом следует поступить и при решении проблемы теодицеи. Именно: здесь мы имеем металогическую конструкцию, которая лишь редуцируется в двух своих дополнительных моделях в форме непротиворечивых решений. Более того, проблема теодицеи – та же проблема абсолютного, в ее решениях угадываются позиции П1 и П2 (монизма и дуализма) трактовки абсолютного. Зло – это максимум иного к Богу, которое Бог и не может впустить в себя и не может не сделать этого. Заострением проблематики иного в форме зла трансрациональная природа абсолютного лишь обнажается до предела. Позиция трансрационального синтеза (П3) в проблеме теодицеи непостижимым для нас образом совмещает в сущем могущество Бога и природу зла. Здесь возникает транс-могущество Бога, вбирающее в себя неодолимые для нас меры его отрицания. Бог не играет в игрушки и не даёт твари только видимость свободы, он сообщает ей всю полноту свободы, породив то направление, которое позволит твари удаляться от Бога. Порождается и принцип этого направления – начало небытия и хаоса, ему даётся возможность тянуть на себя существо, влечь к себе и находить в этом некоторое совпадение с собой. Это позиция П2. В то же время, если исчерпать сущее только такой предикацией, то возникнет рядом с первым Богом второй, т.е. ни один из них не будет Богом, и проблема высшего существа просто перенесётся на новый уровень. Тогда, коль скоро Бог всё же есть, и он один, и это тоже так же серьёзно, как и свобода, то и удаление от Бога должно быть на самом деле именно таковым, т.е. именно уходом в ничто, в небытие, саморазрушение, и никак иначе (П1). И если свобода обеспечена серьёзно, то саморазрушение возможно, у свободы может хватить на это сил. Отсюда же проистекает знаменитое деление Канта на умопостигаемый и эмпирический характеры – здесь природа существа дана в позициях П1 и П2 соответственно. Само существо трансрационально, выступает как сущее – металогическое единство своих характеров. Как Бог обладает трансмогуществом, которое лишь в своих редукциях предстаёт как могущество (П1) и самоограничение (П2), так сотворённое существо обладает транс-свободой, распадающейся в своих редукциях на свободу в Боге (П1) и свободу от Бога (П2). Истории философских дискуссий – во многом истории редукций метафизических трансструктур. Это мы видим и в проблематике абсолютного, и в решениях проблемы теодицеи (см. Приложение 16).

Следует заметить, что как бы мы сейчас ни пытались решить проблему теодицеи, оставаясь в рамках разума, – это всегда будет слишком имманентно, чем это вообще возможно в сознании и человеческой жизни (вспомним, что сама среда разума и логики, – это, по Соловьеву, преобладание позиции П1 (или Л1), преобладание имманентизма). Более того, как бы ни было велико напряжение трансрационального синтеза, оно может быть сделано ещё более интенсивным и способно выйти в ещё большие области трансцендентного. Но в любом случае модельные области трансрационального синтеза, каждая из них, должны приближаться к ментальной тотальности, предельной для данного существа. В этом отношении проблема теодицеи для каждого существа всегда будет звучать в одинаково немыслимом напряжении. Как пишет Трубецкой: “Сначала должна раскрыться пропасть, отделяющая два мира, только затем ... можно перекинуть мост между ними” (II.,т.2, С.207). В логике можно только указать, в какую сторону можно двигаться, что должно произойти с  ментальной средой сознания, но сам результат этого движения будет лежать по ту сторону сознания и мыслимости вообще. Такова природа всех трансрациональных синтезов.

В мире свободном есть два пути к Добру (Богу): 1)путь первоначального выбора Добра и следование ему (путь чистоты, путь целомудрия, путь Софии и Богоматери – вспомним слова Богоматери, сказанной о Серафиме Саровском: “он нашего рода”), 2)путь грехопадения и последующего восхождения к Добру (путь полноты). У каждого пути есть свои достоинства, т.к. даже из небытия Бог извлекает пользу. Чистота приводит к недосягаемым для падения  лёгкости и ясности. Полнота даёт закалённое страданием добро, достигающее особенной силы. В полнозвучии усовершенного мира эти два пути будут звучать как высокие и низкие гармоничные тона единого аккорда.

Эти общие идеи по-разному преломляются для существ разных масштабов в мировом всеединстве. С масштабом существа растут как сила его воли, так и её склонность к добру. Где-то есть топос (если двигаться сверху вниз), в котором сила воли ещё достаточно велика, а склонность к добру уже ослабевает. Это слабое место тварного всеединства, своего рода “принцип Люцифера”.

Заметим наконец, что если после творения возможно грехопадение, то, следовательно, творение начинается не в самой низшей точке линейно упорядоченного всеединства, ведь есть место, куда можно упасть ещё ниже. В тварном мире тем самым задано трансначало, которое в позициях П1 и П2 расщепляется на начало творения  (П1) и начало грехопадения (П2). Второе лежит ниже первого и есть в пределе абсолютный нуль. Освобождение злой воли в той или иной мере сдвигает начало эволюции мировой души от начала творения ближе к началу грехопадения. Тем не менее, внутри мировой души, следующей по пути полноты, могут быть субъекты и их онтологии, следующие по пути чистоты (конечно, это будет уже частный путь чистоты в рамках общего пути полноты). Для духов, по Соловьеву, пути полноты быть не может: если дух выбирает зло, то этот выбор необратим.

Три периода творчества Соловьева, выделенные Трубецким, – это стадии движения Соловьева от преобладания позиции П1 (монизма) в его творчестве к позиции П2 (дуализма). Сам Трубецкой очень склонен к дуализму в оценках Соловьева и постоянно воюет с его монизмом и пантеизмом. Трубецкой остро чувствует разницу абсолютного и относительного субъектов, и ему не нравится слишком прямое их отождествление у Соловьева. Не всякая вещь обладает своей идеей во всеединстве, считает Трубецкой. “Низкие” вещи могут обладать началом устойчивости и самости и тем не менее не иметь своей идеи во всеединстве. Таким образом, должно быть начало этой устойчивости, выходящее за рамки всеединства. “Абсолютное сознание” Трубецкого должно соединить в себе это начало и всеединство Соловьева. В плане логическом, однако, это то же всеединство, но взятое в усиленной позиции П2. В этом же духе Трубецкой поддерживает концепцию личности как ипостаси, а не субстанции, у Соловьева. Как в абсолютном может быть усилена позиция П1, и мы получим абсолютного, вечного, субъекта (субстанцию), а можно усилить позицию П2 и получить становящееся абсолютное, относительного субъекта (ипостась), так и в любом частном сущем возможно усиление того или иного моментов. Разного рода споры на эту тему выясняют, к сожалению, непонимание основных идей логики отношений в философии Соловьева, Трубецкой больше склонен к выбору, чем к совмещению антиномичных определений в сущем: “за невозможностью совместить ... два диаметрально противоположные решения необходимо сделать выбор между ними” (II,т.2, С.352). Теорию логических проекций Трубецкой у Соловьева просмотрел.