- § 1. “У водоразделов мысли”: символическая феноменология
Образ символической реальности в философии “позднего” Флоренского. Бесконечноподобие как интегральная характеристика символа.
В более поздних работах, выражающих точку зрения антроподицеи, Флоренский сообщает в определённой мере символический характер самому трансцендентному, учение об абсолютном оказывается родом особого символизма, в котором соединяются конкретность формы и глубина метафизического содержания, возникает своего рода “конкретная метафизика”, некоторое даже исчисление абсолютного. Несомненно, что Флоренский как математик обладал вкусом к сжатым формализованным языкам, подобным математической символике. Он остро ощущал красоту и грацию хорошо сделанного “значка”. Здесь формальные корни символизма Флоренского. С другой стороны, символ соединяет в себе конечное и бесконечное и выступает как принцип особенно концентрированного абсолютного, сущего всеединого, выбирающего в себя своё иное.
В ряде работ под общим названием “У водоразделов мысли” Флоренский набрасывает с разных сторон образ всеединства как своеобразной символической феноменологии, роль ментальной диады в которой начинает играть символ. Всеединство получает здесь своего рода семиотическое выражение, но это не обычная семиотика. Символ для Флоренского – элемент самоподобной онтологии всеединства, состояние, прорастающее из своей конечности в бесконечные пласты бытия, укоренённое в абсолютном.
Ниже мы рассмотрим элементы теории символа у позднего Флоренского, исходя из таких характеристик символа, как:
1.Полимодальность
2.Приближённость
3.Гипотетичность
4.Двойственность
5.Поликонтекстуальность
6.Самоподобие
7.Времениподобие
8.Бесконечноподобие
9.Интуитивность
10.Синоптичность
Этот небольшой анализ будет носить несколько мозаичный характер, следуя эссеистскому духу цитируемых произведений.
1.Полимодальность символа
Под полимодальностью символа мы имеем в виду возможность множеством сторон, образов, моделей выражать одну сущность, один смысл, один объект, т.е. множеством символических форм выражать в символе одно символическое содержание. Причём, все эти символические формы не повторяют друг друга совершенно, но каждый раз привносят что-то новое, раскрывают символ с какой-то новой стороны.
Рассматривая с точки зрения полимодальности английскую научную школу, активно использующую традицию множества различных объяснений в механике, моделей для характеристики одного и того же объекта, Флоренский заключает: “Следовательно: все объяснения условны, ибо всякому данному объяснению с равным правом может быть противопоставлено другое, этому – опять новое, – и так до бесконечности. Но все эти объяснения – не “так” явления, а лишь “как если бы было так”, т.е. модели, символы, фиктивные образы мира, подставляемые вместо явления его, но отнюдь не объяснения их. Ведь объяснение притязает непременно на единственность, между тем как эти модели действительности допускают беспрерывный выбор”(V, С.118). Здесь мы видим базовую структуру логики всеединства “сущее-бытие”, сущее (модус) выражает себя во множестве предикаций (мод), и каждая из них берётся как символ сущего, порождаемая представлением сущего в некоторой модели, при определённых условиях. Символы-моды даются таким образом не поодиночке, а “гнёздами”, центрируясь вокруг общего им сущего-модуса. Символ – это всегда элемент группы символов, одна из мод-предикаций общего им значения-сущего.
2.Приближённость символа
Флоренский пишет далее, сопоставляя символические модели объекта и идеал его классического объяснения: “Объяснение есть точное знание, а эти модели – игра фантазии” (V, С.118), т.е. символические предикации сущего не точны, приближённы. Можно вспомнить, что Флоренский сравнивал символы бесконечного с приближениями предельного значения. Символические предикации выступают его приближениями и огрублениями, способными отождествиться со значением-пределом опять-таки лишь при некоторых условиях, задающих своего рода порог ошибки.
3.Гипотетичность символа
“Объяснение аподиктично, а модели – лишь гипотетичны, по природе своей обречены на вечную гипотетичность” (V, С.118). Так как ни одна символическая форма не исчерпывает всей полноты символического содержания, но лишь некоторый ее момент, сторону, то в отношении символического содержания к символическим формам есть как бы некоторое отношение меры, определяющее только все бесконечное разнообразие символических форм в качестве чего-то исполненного, своеобразной единицы аподиктичности, в то время как отдельные символические формы лишь набирают неполные степени гипотетического выражения символического содержания. “Сосчитывая” символическое содержание в потоке сменяющихся символов с разными символическими формами, мы как бы наращиваем меру адекватности символизируемому, приближаясь к полноте его выражения. Полная адекватность, однако, становится в этом случае не нормой, но скорее пределом, к которому можно только стремиться, никогда его вполне не достигая.
4.Двойственность символа
Флоренский пишет: “... описанию необходимо ... иметь в виду и символический характер самых символов, т.е. особым усилием всё время держаться сразу и при символе и при символизируемом. Описанию надлежит быть двойственным” (V, С.120). Символы нельзя брать как самодостаточные ментальные образования, их всегда нужно рассматривать в паре с символизируемым. Так как в рамках одной символической предикации это символизируемое (сущее) определённо выражено только как данная предикация, то присутствие её в символе будет сказываться в придании неполноты и неопределённости предикации, в утверждении её статуса как условного, предикативного бытия. Символ раскрыт на сущее, интенционален. Если этот двоящийся статус символа будет нарушен, то возникают две крайности: во-первых, символ может оторваться от сверх-полноты сущего и замкнуться в себе, превратившись в “вещь” – ergon (этот предел вполне соответствует самотождеству интуиции в рассудке), во-вторых, символ может раствориться в сущем, потерять всякую определённость и самость, совпасть со своим инобытием (ср. с дискурсией в “Столпе”) и стать чистой energeia (“деятельность”). Эргон и энергейя, вещь и деятельность – это тезис и антитезис всякого символа и вообще языка. Полнота бытия символа достигается только в антиномическом совмещении этих пределов (см. работу Флоренского “Антиномия языка”, V, С.152-199). Не только сущее дано антиномично, но и каждый его предикат, поскольку он не может быть сделан вполне самотождественным, впуская в себя сущее. Он двоится внутри себя, принимая антиномическую природу сущего.
5.Поликонтекстуальность символа
Под поликонстекстуальностью символа мы понимаем способность одного и того же символа по-разному “звучать” в разных контекстах, т.е. не внешность символа по отношению к тому целому, где он употребляется, но укоренённость его в этом целом с проникновением целого в смысл самого символа. Флоренский не раз упоминает об этом свойстве символа, связывая например с возможностью оценивать его как истинный или ложный только в связи с контекстом: “... я говорю то, что сейчас, в данной комбинации суждений, в данном контексте речи и отношений истинно, но ни на что больше не притязаю” (V, С.151).
Каждый символ-предикация образуется как сущее-при-некотором-условии, сущее-в-контексте, т.е. как существенно условное бытие, не имеющее смысла вне контекстуальной среды.
6.Самоподобие символа
Части символа – вновь символы. Сравнивая научное описание в аспекте его символизма со своеобразной живописью, Флоренский например пишет: “... основные образы, распределяющие главные линии этой живописи словами, состоят из образов второстепенных, те, в свой черёд, – опять из образов, и так далее. Основной ритм осложняется вторичными, те – третичными, а все же они, осложняясь и сплетаясь, образуют сложную ритмическую ткань. Итак: если принять за исходную точку наших рассмотрений образ, то и всё описание действительности окажется пёстрым ковром сплетающихся образов” (V, С.122). Здесь термин “образ” Флоренский употребляет синонимично термину “символ”.
7.Времениподобие символа
Рассматривая в работе “Диалектика” методы философии и науки, Флоренский отмечает такую их интересную особенность, как разное отношение ко времени. Если Наука внешня по отношению к идеям времени, развития, и потому всегда может впустить в себя изменение лишь как чужеродное начало, как ломку своих устоев, революцию, то Философия делает само Время своим методом, или: делает метод подобным Времени, времениподобным. “Время, во вне стремящееся, размывает и уничтожает. Но внутрь вобранное, оно подвигает и животворит. Признать неправду Науки – значит сказать “да” Времени, сказать “да” Жизни, т.е. сделать Время, сделать Жизнь своим методом” (V, С.128). Этот времениподобный метод есть символическая диалектика, т.е. диалектика символов. Уже всякий единичный символ есть особое состояние живого духа, когда мысль дана как нечто большее, чем она сама, “несёт свою должность” в себе, раскрыта на своё сверхбытие, на действительность. В этом состоянии духа уже заложено движение к иному, причём, здесь “мысль снуёт от себя к жизни и от жизни вновь к себе (сравните с идеями циклического обоснования в Приложении 10 – В.М.). Это основание её есть диалектика, философский метод. “Всякий метод есть ритм”, – говорит Новалис, – ритм вопросов и ответов, добавим мы. Никакой ответ не есть погранично последний ответ. Сопоставленный с реальностью, он побуждает к новому вопросу, но и ответ на этот новый вопрос не будет последним” (V, С.131-132).
8.Бесконечноподобие символа
Под бесконечноподобием мы понимаем здесь то, что Флоренский называет “относительным совершенством вещи”, т.е. воплощение в конечном (относительном) бесконечного (абсолютно совершенного). В этом смысле бесконечноподобные состояния оказываются как бы малыми мирами – монадами, отражающими в себе мир в целом. Символ бесконечноподобен, и с этим свойством символа Флоренский связывает его свежесть для души, способность символа вызывать удивление.
Бесконечноподобие интегрирует в себе все отдельные черты, уподобляющие символ-предикацию сущему. Свежесть символа для души – это выражение ментальной предельности символа, его L-статуса (удивляет то, что предельно и непривычно, несоизмеримо и непредсказуемо). В “относительном совершенстве” символа выражен момент подобия бесконечному (трансцендентному), переносящий бесконечность на сам символ (голоморфность символа).
9.Интуитивность символа
Под интуитивностью символа мы понимаем такую его роль в познании, при которой он не может быть окончательно объективирован без своего разрушения. В символе должна оставаться составляющая непосредственности, очевидности, не подлежащая критике и оценке извне, должна сохраняться душа символа. В этом смысле символическое мышление и символическая диалектика не могут совершенно исчерпаться формализацией, но требуют вчувствования в формальные символы и оживления их до собственно символов.
В паре “форма – содержание” (предикат – сущее) эта интуитивность символа может быть выражена в беспроблемности, несомненности символического содержания, что гносеологически фиксируется в требовании удержания составляющей символического содержания на уровне очевидной, непосредственной данности, того универсума мысли, который всякой критике даёт основание, но сам лежит вне критики. В связи с этим требованием, символическая форма предполагает не механическое восприятие, но соответствующую настройку сознания, способную и не осуществиться. Тогда символическое содержание не возникнет как интуиция, и символ не будет вызван к жизни. В этом смысле символы, в отличие быть может от других знаков, ещё прежде следует оживить, наполнить бесконечностью. В такой роли символы не столько орудия познания, сколько органы. Мы работаем не над символами, а самими символами над действительностью, как пишет Флоренский (V, С.131).
10.Синоптичность символа
Синопсис – это способность совместить в одной множество точек зрения. Такое свойство символа является дополнительным к его поливалентности. Если поливалентность в символе исходит от множества его символических форм, то синоптичность символа конституируется его содержанием, сквозящим инвариантой во всех символических формах. Переходя от одной символической формы к другой, мы всегда удерживаем их привязку к выражению одного символического содержания, т.е. оцениваем как разные стороны одного и того же. Даже более того, синоптичность символа предполагает иерархию символов, восхождение к символу символов. Вот как пишет об этом Флоренский: “... такой синопсис, дающий в единой совместить множество точек зрения, в одной – разные, в мгновенной – последовательные, – дающий “во единой черте времени” множество разделённых созерцаний, из коих каждая имеет бесконечность своего кругозора, – такой синопсис подводит нас к бесконечности бесконечностей, к символу символов, – Идее” (V, С.145-146).
Здесь можно заметить, что привести к единству символы означает, по Флоренскому, соединить их диалектически, т.е. объять их некоторым единым диалектическим путём, восходя к всеобщему (в отличие от общего, всеобщее, по Флоренскому, составляет с единичным одно) (V, С.146-147). Этот путь для данной совокупности символов не обязательно должен быть один, но все эти пути должны приводить к единому конечному результату – Идее этих символов.
Синопсис – это трансцендентное состояние, т.к. оно предполагает множественность тотальностей (бесконечностей). Только Идея-сущее немыслимо совмещает в себе эту доведённую до пропасти несовместимость.
Завершить эту разноплановую характеристику символа можно итоговой формулой Флоренского: “Часть, равная целому, причём целое не равно части, – таково определение символа” (V, С.148).
Со стороны части целое вполне экранируется частью, со стороны целого в нём обнаруживается ещё бесконечно много иных частей. Такой может быть только бесконечноподобная часть, способная входить в L-статус и вполне представлять собой целое, голоморфная этому целому, и в конечном итоге – предикация сущего-всеединого, способная сама принимать на себя статус сущего, и всё же никогда до конца его не исчерпывающая. Но и обратно, сущее, принимая на себя черты предикаций, становится высшим символом в символическом всеединстве, – Именем. Философия всеединства обнаруживает себя как философствующее имяславие.
Многообразие, моделирующее всеединство, должно быть двуслойным. В одном плане все элементы многообразия отделены друг от друга, в другом они “делокализованы” и неотделимы. Замысел реализации такого многообразия в “Мнимостях”.
В знаменитых “Мнимостях в геометрии”, вышедших в 1922г., Флоренский предлагает новую интерпретацию для комплексных чисел (“мнимостей”). Традиционно каждое комплексное число интерпретируется как точка двумерной плоскости, в связи с чем невозможна наглядная интерпретация в геометрии комплексных функций. Продолжая линию Декарта на сближение анализа и геометрии, Флоренский предлагает мнимые составляющие комплексов располагать на обратной стороне плоскости (поверхности). Так у поверхности, а в общем случае и у пространства появляется оборотная сторона, “изнанка”. Флоренский делает космологические выводы из своих исследований, предполагая и трактуя “изнанку” нашего физического мира как основание духовной онтологии, где сверхсветовые скорости выражают принцип голоморфности (“всё во всём”) ноуменального бытия.
Идеи логики всеединства раскрываются в этой работе с неожиданной стороны. В Послесловии к изданию “Мнимостей” 1991г. “О воображаемой вселенной Павла Флоренского” Л.Г.Антипенко пишет о том, что Флоренским во всех научных исследованиях руководила одна идея “построения новой (топологической) модели простанственно-временного многообразия”, причём в этой модели пространство-время носит явный “двойственный характер”. У него две стороны, два плана: “дольний” и “горний”, внешний и внутренний, “лицо” и “изнанка”. Причём, если “с лица” мир разделён, и все части его внеположены, то “на изнанке” всё проникает во всё, любые две точки здесь соприкасаются и в конце концов всё многообразие “лица” стянуто в один узел “на изнанке”. Именно идеи обоснования “изнаночной” онтологии вдохновляли Флоренского при создании “Мнимостей”.
Мы узнаём в этих идеях структуру всеединства, всё ту же двойственность планов “сущего” и “бытия”, но уже в приложении к идеям математики и физики. Каково бы ни было конкретное решение логики всеединства средствами той или иной физико-математической теории, в ней в частной форме должны будут выполняться следующие общие требования:
1. Многообразие элементов должно быть двуплановым (двуслойным), любой элемент в связи с этим имеет две стороны – в проекции на каждый из планов (так, например, в “Мнимостях” каждая точка дана дважды – в действительной своей составляющей, на одной стороне поверхности, и в мнимой компоненте, с оборотной стороны поверхности).
2. Если один план обозначить как ноуменальный, другой – как феноменальный, то в феноменальном плане все элементы должны быть “отделимы”, т.е. иметь возможность достаточно точно отличаться от других элементов. В ноуменальном плане, наоборот, должна быть обеспечена “делокализация” элементов, их взаимопроникновение друг в друга, “изотропическое сообщение” (“Устанавливая сообщение между точками изотропическое, мы непосредственно соприкасаем друг с другом любые две точки” (V, т.2, С.292)).
В этом случае переход из ноуменального плана в феноменальный станет редукцией, гипостазированием предиката, сопровождающимся разрушением голоморфического единства ноуменов.
Мы видим, что Флоренский ещё более, чем Булгаков, тяготеет к конструкциям ментальной топологии в логике всеединства. Он особенно подчёркивает антиномичность трансцендентных синтезов и использует энергийную терминологию в их выражении. Одновременно Флоренский склонен к символическому представлению логики всеединства. Эти два предела – энергейа и эргон – составляют живую антиномию его творчества, оно разворачивается под их знаками, восходя в энергейе “православного соборного рассудка” и продвигаясь к эргону “конкретной метафизики”. Флоренский наметил конкретные решения логико-философских проблем построения формальной теории антиномии, выражения идей ментальной предельности, двуплановости топологических характеристик всеединого многообразия и т.д.
В философии “по Флоренскому” логика всеединства получает вдохновение на разработку и исследование некоторого философского символизма, особого рода технику оперирования с символами бесконечного (трансцендентного), построенную по образцу методов работы с предельными процессами в математическом анализе и топологии.