Мы благодарны Мариз Денн за обращение нашего внимания на эту проблематику. В одном из своих писем к автору она отметила, что в работе «Сознание и его собственник» [55] Г.Шпет говорит о необходимости неаристотелевской логики при описании феномена сознания, ссылаясь при этом на С.Трубецкого и Вл.Соловьева. Обратившись к этой работе, автор осознал типичность этой темы в русской философии всеединства и необходимость отметить ее в рамках «Логики всеединства».

Используя терминологию Соловьева, отмеченную тему можно сформулировать следующим образом: представители русской философии всеединства достаточно часто используют интуицию некоторой новой логики, отличной от аристотелевской логики тем, что эта новая логика предполагает концепцию «идей единичного». Утверждение о том, что возможна «идея единичного» кажется парадоксом, поскольку идея со времен Платона связывается с понятием «общего». Аристотелевская логика как раз и оперирует «идеями общего», в то время как возможна, утверждают представители философии всеединства, логика иного типа, опирающаяся на «идеи единичного». Мотивы такого хода мысли мы можем встретить, например, в различении «понятия» и «идеи», формулировке «закона развития» у Владимира Соловьева, в концепции «нумерического тождества» у Павла Флоренского, возможности «идей единичного» у Г.Шпета, и т.д. Например, согласно Соловьеву, развитие есть ряд изменений, имеющий начало (первый момент развития), конец (третий момент развития) и множество промежуточных этапов (второй момент развития). “Общая формула, выражающая эти три момента, есть закон развития”(I, С.142). Т.о. закон развития – это задание развития в его целостности, в единстве всех его моментов. Зная один момент, мы, благодаря закону развития, знаем и все иные его моменты. Закон развития – это скорее не знание общего в истории, но знание того целого, которое выражает себя разными стадиями-частями в эмпирической истории. Т.о. идея истории (как ее закон) – это скорее «идея целого», а не «идея общего». «Идея целого» – та же шпетовская «идея единичного», поскольку «единичное», например, уникальная человеческая личность, всегда может быть представлена как целое всех своих отдельных проявлений, но не может быть выражена (или ограничена в этом) как общее этих проявлений и проявлений других людей. Например, Г.Шпет пишет: «такие отношения, как отношения целого и части, организма и органа, личности и ее переживаний, организации и членов и т.п., должны были бы дать повод к пересмотру всепоглащающих в логике отношений рода и вида. Наконец, "типичное" как проблема логики, или обходилось молчанием или рассматривалось весьма поверхностно. Логика упорно остается в плоскости, в двух своих измерениях (имеются в виду измерения «объема» и «содержания» понятия, причем, предполагающие между собой обратное отношение, – В.М.), и от этого мы встречаем такие затруднения при изъяснении «единичной идеи», – по существу же и непредвзято остается признать, что никакого противоречия в этом понятии нет» [55, С.31]. Т.о. можно утверждать, что аристотелевская логика – это логика общего, в то время как в русской философии всеединства в гораздо большей мере всегда подчеркивалась необходимость развития некоторой логики целого. Это, впрочем, должно быть понятно уже из главной идеи философии всеединства – идеи «всеединства», которое во многом есть целое («единство») своих частей. Учитывая, однако, преимущественно включающий, а не исключающий, характер философии всеединства, вряд ли стоит противопоставлять «логику общего» и «логику целого». Некоторую экстремальность в негативной оценке логики Аристотеля у представителей русской философии всеединства, если она и есть, стоит скорее отнести к желанию уделить большее внимание развитию еще во многом неясной «логики целого», в то время как «логика общего» уже и так достаточно хорошо развита. Более того, если «логика общего» главным образом применима в «слабых» неорганических онтологиях, где велика роль повторения, массовости и копирования, то «логика целого» должна играть важную роль в «сильных» органических онтологиях (изучаемых биологией, психологией и гуманитарными науками) – поскольку именно в этих онтологиях возрастает роль индивидуальности и системности, падает удельный вес общего и повторяемого.

Пожалуй, одним из наиболее ярких выразителей идей «логики целого» в философии всеединства был Г.Шпет (здесь конечно же нужно помнить о поправке на то, что так или иначе эта тема звучит у всех представителей русской философии всеединства).  Для него логика целого во многом была интересна в связи с логикой гуманитарных наук, в частности, истории [59]. С этим же связан и интерес Шпета к идеям средневекового теолога И.М.Хладениуса [56], к математической теории рядов (например, говоря о специфике «Я», имени собственного, Шпет пишет: «совокупность нарицательных имен здесь есть только длинная формула собственного имени» [55, С.25] – ср. с рассуждениями о роли предельных процессов у Флоренского и Франка).

В терминах концепции ментального многообразия отмеченное различение «логики общего» и «логики целого» можно сформулировать как проблему двух видов операции проецирования ↓ при образовании мод А↓В из модуса А. Здесь можно установить следующую систему соответствий:

Единичное-мода А↓_IВ образуется как добавление к модусу-общему А некоторой индивидуализирующей прибавки, в качестве которой и можно рассматривать модель В. В этом случае мы могли бы записать: А↓_IВ = А + В, где «+» – операция булевого сложения. С этой точки зрения переход от мод к модусу, т.е. от А + В к А, есть процедура обобщающего обеднения определенности. Что же касается «логики целого», то здесь отношение модуса-целого А к модам-частям А↓_PВ легче всего проиллюстрировать, пожалуй, на примере трехмерного тела и его двумерных проекций. Для того чтобы в этом случае получить моду-часть из модуса-целого, необходимо определить ту проекционную систему отношений (в нашем примере в виде отношения трехмерного тела и проекционной плоскости), в рамках которой модус-целое представляет себя как мода-часть. Важным здесь является, по-видимому, наличие некоторого «эмерджентного» свойства, отсутствующего у частей-мод и присутствуещего у модуса-целого. В нашем примере это топологическое свойство «трехмерности», и логика целого в этом случае оказывается связанной с топологией. В качестве подобных же примеров эмерджентных свойств можно указать на свойства, связанные с понятиями «мощности», «открытости», «меры», «случайной величины» и т.д. в современной математике. Отношение «целое-часть» может также осложняться дополнительным отношением «предел (модус) – допредельное значение (мода)», когда, например, происходит не просто проецирование тела на плоскость, но еще и замена непрерывных элементов проекции на дискретные их приближения. В общем случае можно рассматривать переход к пределу как частный случай перехода к части или целому (в этом случае можно обозначить операцию проецирования ↓_P как ↓_LP – операцию взятия части как (до)предельного значения по отношению к целому). Например, связь перехода к пределу с идеей целого-суммы вытекает уже из хорошо известного факта математического анализа, когда оперирование с предельными последовательностями всегда можно представить как оперирование с бесконечными сходящимися рядами, и наоборот. По-видимому, проблема «логики целого» – это во многом проблема выявления некоторых универсальных закономерностей в такого рода отношениях «целого» и «части», т.е в рамках операции проецирования ↓_P. С этой точки зрения достаточна интересной может оказаться, например, «мереология» польского логика С.Лесьневского (см. напр. (60, Глава 8)) или другие, подобные ей, и активно развиваемые сегодня варианты «мереологии». Заметим, что требованию ассоциативности для операции ↓_Р отвечает как раз транзитивный предикат «быть частью» в мереологии Лесьневского, но не теоретико-множественный нетранзитивный предикат «быть элементом».

Можно отметить соответствие этих двух образов логики с двумя крайними теориями абстракции, развиваемыми в теории познания. Условно можно обозначить эти теории как «элиминативную» и «продуктивную» теории абстракции. В элиминативной теории абстракции образование абстракции – это обеднение чувственной реальности, элиминация из нее единичного и восхождение к повторяемо-общему. В продуктивной теории абстракции процесс образования абстракции рассматривается как образование новой сущности, не просто обедняющей, но и существенно изменяющей чувственную реальность. Наиболее яркий пример такой продуктивности – образование абстракций-идеализаций, предполагающих переход к пределу в предельной последовательности чувственно-конретных положений дел (таковы, например, абстракции «точки», «идеального газа», «абсолютно черного тела», и т.д.). В продуктивной теории абстракции «логика целого» соединяется с теорией пределов, образуя феномен «предельного целого» и «идеального целого». Интересно отметить, что указанные две теории абстракции находят свое согласование в так называемой «интервальной теории абстракции», развиваемой в отечественной философии М.М.Новоселовым, В.И.Кураевым, Ф.В.Лазаревым (см. напр. [57, 58]). Идеи «интервальной теории абстракции» уже чрезвычайно напоминают основные положения философии всеединства, дорастая до идеи синтеза в единой операции проецирования ↓ ее «генеративного» (↓_I) и «холистического» (↓_P) вариантов (следует заметить, что понятие «интервал абстракции» может быть проинтерпретирован как «модель», объект абстрагирования – как «модус», сама абстракция – как «мода»).

С этой же дихотомией «логики общего» и «логики целого» связаны, по-видимому, многие проблемы современной философии науки. Например, критика кумулятивизма и соизмеримости научных теорий в постпозитивизме во многом опираются на интуицию явной недостаточности «логики общего» для логики науки. Часто, однако, отсюда делается слишком поспешный вывод вообще об отказе от рационализации феномена науки (достаточно здесь упомянуть П.Фейерабенда и его лозунг методологического анархизма «anything goes»). С позиции единства «логики общего» и «логики целого» подобного рода критику «логики общего» в современной философии науки можно проинтерпретировать более оптимистично – как указание на поиск более богатой логической системы научного знания. С этой точки зрения дедуктивная несоизмеримость научных теорий может оказаться выражением более глубокого «дедуктивно-предельного» (или: «кумулятивно-предельного») отношения между теориями, выражающем себя, например, в принципе соответствия, т.е. в предельных отношениях квантовой механики, теории относительности, с одной стороны, и классической механикой, с другой.

К дихотомии «логики общего» и «логики целого» близка неокантианская позиция разделения «номотетического» и «идиографического». Здесь достаточно упомянуть работу Э.Кассирера «Понятие о субстанции и понятие о функции», также во многом опирающуюся на интуицию иной логики научного познания, отличной от аристотелевской логики рода и вида. Однако, в отличие от резкой дихотомии баденской школы неокантианства, отрицающей всякую возможность законов в гуманитарных дисциплинах, философия всеединства настаивает на возможности хотя и иного, но все же логоса гуманитарных наук, опирающегося на некоторую новую «логику целого».